Мальчик, занятый горлинкой, вышел из-за дерева, так что пролетавшие голуби видели его.
Это совсем взбесило отца.
— Дай сюда птицу! — крикнул он.
Мальчик в испуге повиновался.
Отец схватил ее и, прежде чем ребенок понял, что тот намерен сделать, опустил на голову птицы свой тяжелый каблук.
Раздался негромкий треск, а вслед за ним отчаянный детский крик.
— Молчи! — приказал отец.
Но мальчик горько зарыдал.
Тогда Тумпанов дал ему затрещину. Ребенок упал ничком.
— Не реви! — орал отец.
Мальчик привстал на колени. Из раскрытого рта вырывались все более отчаянные вопли.
Тумпанов хотел было схватить сына за ухо, но тот увернулся.
— Замолчи! Болван! — Адвокат позеленел от злости.
Мальчик внезапно вскочил, содрогавшееся от рыданий тело напряглось, глаза с ненавистью глядели на отца. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, поперхнулся и потом будто выплюнул:
— Зверь!
В тишине летнего вечера гневный голосок ребенка прозвучал как проклятие.
— Ты зверь! Зверь! — кричал он.
— Что-о-о? — проревел отец. — Что ты сказал?
Но мальчик повернулся и бросился от него прочь, сквозь рыдания твердя на бегу все то же слово.
— Зверь! Ты зверь!
— Назад! Вернись! — кричал ему вслед отец.
Но мальчик уже скрылся из виду. Слышен был только его плач.
— Илия, вернись сейчас же! — повторял отец. — Илия-а!
«А-а-а!» — доносились в ответ рыдания ребенка, и казалось, сам вечер рыдал вместе с ним.
Тумпанов огляделся вокруг. Ему стало неприятно и как-то жутковато. Прицепив горлинку к патронташу, он двинулся по тропинке к дому.
Он шел, тяжело ступая по земле. Убитая птица колотилась о бедро.
«Какой подлый, какой проклятый день», — повторял он про себя.
У него было такое ощущение, будто кто-то плеснул ему в лицо какой-то липкой грязыо, и он весь вдруг сник и съежился. Он вслушивался в отдаляющийся голос сына, и чем отчетливее долетали до его ушей всхлипывания ребенка, тем острее он чувствовал свое унижение.
«Ох, и вздую же я его дома!» — злобно подумал он и, утешенный этой мыслью, свернул с тропинки и пошел напрямик через жнивье.
Позади него река тихо плескалась в своих берегах, будто вздыхала.
«Зверь, зверь», — неслось ему вслед кваканье лягушек.
Поле все больше темнело. Окутанные мглой деревья сливались с землей, точно огромные, распростертые по ней тени. В жнивье все громче трещали кузнечики, а за рекой небосвод окрасился медно-красным светом, разлившимся затем по склонам гор.
У ног человека, понуро шагавшего по полю, выросла длинная тень. Она бежала перед ним и словно звала за собой, повторяя движения его чудовищно вытянутых конечностей.
Внезапно Тумпанов остановился.
Он нашел объяснение непонятной близости между своим недругом и судьей.
— Да он рогоносец! Тот ему наставил рога! — воскликнул он и, хлопнув себя по лбу, злорадно расхохотался.
Замершая в покорном ожидании тень взмахнула огромной ручищей и быстро повела его к дому.
Страсть
© Перевод Т. Рузской
Ее разбудил резкий стук — будто рядом били в барабан. На миг она раскрыла глаза и встревоженно оглядела комнату.
В ее сонной голове возникла, как кошмарное сновидение, вчерашняя поездка в дребезжащей телеге с полустанка сюда — нескончаемая вереница высоких лесистых холмов и покрытых желтой стерней пригорков, похожих на соломенные шляпы. Потом ей представился муж, весело подсевший к вознице, чтобы поговорить с ним и похлопать его дружески по плечу.
Несколько минут молодая женщина лежала неподвижно, уставившись в одну точку широко раскрытыми и удивленными глазами.
Алекси соблазнил ее приехать сюда, в эту дикую деревушку, расписав ее как веселое и приятное место для летнего отдыха, вроде курорта.
Вечером, когда они въезжали в деревню, она рассмотрела низкие старые домики, обмазанные подсиненной побелкой, грязные, полные навоза дворы, огороженные колючими плетнями, и кривые улочки, где густо пахло пылью и хлевом. Измученная тряской по скверной дороге, разморенная августовской жарой, униженная и разочарованная, она была не в силах протестовать и безропотно подчинялась чужой воле. А когда она смыла с себя пыль в незнакомом дворе, в котором сновали и шумели и люди, и скотина, маленькая комната с двумя скромными кроватями, чистыми стенами, некрашеными окнами и сосновой дверью показалась ей единственным прибежищем. Она не стала ужинать и сразу же легла в совершенном изнеможении, в то время как во дворе еще мерцала медно-красным огоньком керосиновая лампа, а под самым окном Мирет, пойнтер ее мужа, отзывалась повизгиванием на оживленный разговор своего господина с хозяином дома. Засыпая, она сквозь сон слышала голос мужа, который спрашивал: «Ну, а перепела-то есть?», лай деревенских собак, звон колокольцев и мычанье скота…
— Как только я согласилась, боже мой! — вздохнула она и села в кровати. Повернула голову назад, где было постелено ее мужу.
Кровать была пуста. Отброшенное одеяло сбито в кучу.
Она чуть не вскрикнула. В комнату вливалась предрассветная синева, голые стены ее испугали. Она хотела вскочить с постели, но под самым окном радостно залаяла собака и послышались бодрые шаги мужа.
— Алекси! — позвала она, отчаянным движением распахнув окно и едва сдерживая слезы: — Алекси, иди сюда!
Собака лаяла все радостней, и женщина встала на колени в постели и высунулась наружу.
Под окном ее муж, нагнувшись, отвязывал собаку. На его широкой спине блестел ствол ружья. Он обернулся и смотрел на нее снизу с виноватой улыбкой.
— Боже мой! — всплеснула руками женщина. — Неужели сегодня же? Ни свет ни заря… Как тебе не стыдно!
— Минуточку, Парица, сейчас я к тебе поднимусь, — сказал он и, легонько шлепнув пойнтера по пятнистому извивающемуся от нетерпения телу, нехотя направился в дом.
Женщина присела в кровати, ожидая его. Пока он не спеша поднимался по лестнице, ее черные глаза увлажнились. И еще до того, как открылась дверь, женщина внезапно опять легла, натянула на себя одеяло и тихонько заплакала.
Он встал виновато посреди комнаты. Его крупная фигура, одетая в охотничий костюм, беспомощно возвышалась над ее кроватью. Затем виноватая улыбка исчезла с его лица, он нахмурился.
— Парица, — сказал он тихо и просительно, — к чему эти сцены?
Она не ответила.
— Что с тобой? — спросил Алекси и нетерпеливо посмотрел в окно. Там кто-то кашлянул, лениво
