— Вы бы нам, Олег Викторович, лучше рассказали, как брать террориста в поясе шахида, — пробурчал рослый, отряхиваясь.
— А я не знаю, — признался Змей, но ему, конечно же, не поверили. Меж тем это была правда, ибо в начале восьмидесятых прошлого века пояса со взрывчаткой, да и вообще самовзрывающиеся враги были такой экзотикой, что на тех давних курсах обезвреживать камикадзе будущих порученцев не обучали. Разумеется, можно и возразить — мол, и без малого двадцать лет тому назад вовсе не так уж и редко попадались камикадзе, однако факт остается фактом — не объясняли Змею, как разминировать живую бомбу, не натаскивали на такое разминирование, не учили этому совсем.
— Олег Викторыч, у нас есть еще одна домашняя заготовка, если и она не прокатит, тогда...
— Тогда, — перебив рослого, подхватил Змей, — будете думать дальше, придумывать, пробовать до тех пор, пока мой звоночек наконец-то не зазвонит...
Зазвонил звонок! Зазвонила мобила Змея в углу спортзала на лавочке под шведской стенкой. Так удивительно вовремя, как будто по волшебному слову, что все, даже Змей, засмеялись. Хотя Змею следовало нахмуриться, так как номер конкретно этой мобилы, с которой Змей практически никогда не расставался, был известен лишь ограниченному числу серьезных должностных лиц. Про себя, ради шутки, Змей называл этот сутками, неделями, а то месяцами напролет «спящий» мобильный телефон Наполеоном, памятуя, что император Франции разрешал себя будить только в случае плохих новостей.
Ребята, посмеиваясь, деликатно отошли в угол зала, противоположный тому, куда потрусил Змей.
— Змеев у аппарата. — Отвечая на звонок, 3мей мысленно похвалил курсантов, которые мало того, что отвернулись, так еще и болтали вполголоса и все сразу, дабы инструктор, не дай бог, не заподозрил их в подслушивании.
— Здравствуй, Змей. Как самочувствие?
Он сразу узнал этот голос. Так же сразу, как и в то утро девяносто восьмого, услышав его из динамиков телевизора. В утро последнего дня жизни Лешего.
— Здравия желаю. Самочувствие в норме.
Узнавая собеседника не раз по голосу, Змей так и не знал до сих пор его имени, отчества, звания, фамилии. Только о статусе догадывался. Статус был высок. Очень. Как и полномочия. Оттого Змей в уме называл его «Уполномоченный Ветеран».
— Я в пути. Еду за тобой, Змей. Оденься в гражданское. Имидж — бизнесмен средней руки. Вооружись. Не побрезгуй бронежилетом. В половине седьмого ты отбываешь в Питер на фирменном поезде «Невский экспресс». Дело предстоит непростое. Я подъеду минут через сорок. Жди меня у КПП. До встречи.
2. Дело
Спидометр не спеша отсчитывал километры. От водителя Змея и его собеседника отделяла звуконепроницаемая перегородка, от внешнего мира — пуленепробиваемые тонированные стекла и бронированные борта. Уполномоченный Ветеран говорил столь же неспешно, как и тогда, два года назад, перед правозащитниками и телекамерами. Казалось, что ни спецавтомобиль, ни пассажиры на заднем сиденье никуда не торопятся. Отчасти так оно и было, до отхода «Невского экспресса» еще уйма времени.
— В девяносто восьмом я засветился перед телевизионщиками, питая надежды, что мою персону увидят выжившие особые порученцы, сделают выводы и дадут о себе знать. Отрадно, что хотя бы ты объявился. Мне понравились те слова, которые ты сказал в нашу первую встречу после долгого перерыва. Правда, я допускал, что ты лукавишь и тобой руководят форс-мажорные обстоятельства. Признайся, Олег Викторович, если бы не было покушения на Аскольда и все дальше катилось нормально, ты бы пришел ко мне?
— Не знаю. — Олег расстегнул еще одну пуговицу плаща, ослабил узел галстука. Кондиционер в спецтранспорте работал паршиво, было душновато.
— Честный ответ. — Собеседник повернул голову, заглянул Олегу в глаза.
— Полагаю, вы бы сами ко мне... к нам с Лешим пришли. Работая у Аскольда, мы светились на всю Москву. Вы бы пришли к нам, — Олег улыбнулся уголком рта, — или за нами.
— К вам, сынок. К вам. Как пришли в декабре девяносто восьмого к вашему коллеге Султану, которого все знали в Пензе. Он, как и вы, неплохо устроился у феодала, чем-то похожего на Аскольда-покойника. Тот феодал не был законченной сволочью и по-своему радел за Отчизну. Пришли с миром к Султану, объяснили чин чинарем, что старая гвардия, охаянная да оплеванная, не в силах далее наблюдать равнодушно, как Страна летит в бездну, предложили Султану влиться в ряды, а он, сукин сын, слил наших парламентеров и был таков, исчез, испарился. На сегодняшний день из всех порученцев призыва восьмидесятых ты, Змей, единственный, кто у меня работает. Те инструктора, которые вас готовили, давно на пенсии. Они и рады бы поработать активно, да годы не позволяют. Оперативники помоложе могут и не опознать Охотника. Как ни крути-верти, а лучшей кандидатуры, чем ты, у меня нету. Помнишь особого порученца под псевдонимом Охотник?
— Еще бы! Отличный был парень. По прохождении курса выживания в экстремальных условиях нас десантировали в тайгу, в лютый мороз, и так распорядилась Судьба, что я и Охотник приземлились рядом. Мой парашют ветром здорово снесло. Объединяться не возбранялось, и мы с ним в паре сто кэмэ по буреломам топали. Некоторые курсанты до сборного пункта так и не дошли, а мы с ним дотащились и даже не обморозились. Так что мне и Охотнику есть, что на двоих вспомнить.
— Это и хорошо, что у вас есть общие яркие воспоминания, и это же плохо. Хорошо потому, что ты сумеешь его узнать, пусть и с измененным лицом. Пластику ему делали ханурики, которые внешность искажать наловчились, но рост, вектор конституции тела, особенности осанки должны оставаться прежними с поправкой на прожитые годы. А плохо оттого, что и он тебя сможет узнать сразу, хоть ты и нацепил на нос темные очки. Чем и как ты вооружен?
— Две подмышечные кобуры, в левой — «стечкин», в правой — «ТТ». — Змей расстегнул плащ, поправил дужку очков на переносице, похлопал себя по пиджачным бокам. — Метательное лезвие скрытого ношения в пряжке поясного ремня. В кейсе, — Змей приподнял чемоданчик типа «дипломат», что стоял между ним и дверцей, — респиратор, газовая и боевая гранаты.
— Сынок, ты в своем уме? Железнодорожный состав пострадать не должен, в нем пассажиры, а ты тащишь в кейсе гранаты. Цель, Олег Викторович, далеко не всегда оправдывает средства. Мы с тобой защищаем не какую-то там абстрактную государственную безопасность, а прежде всего граждан нашего государства.
— Я взял боевую гранату на случай, если придется покинуть состав и работать в поле.
— Дальновидность не всегда бывает оправданной. Кейс останется здесь. На-ка вот, возьми в дополнение к огнестрельному арсеналу. — Старший товарищ извлек из кармана и протянул Змею металлический цилиндрик скромных размеров, к которому был приделан ремешок, такой же, как у наручных часов, и прозрачная леска с золотым кольцом на конце. — Крепится на внутренней стороне предплечья, под манжеткой. Называется: «запястьевый пистолет». Кольцо надевается на палец, леска идет вдоль ладони, она связана со спусковым механизмом. Сгибаешь кисть вверх и производишь выстрел.
Единственный разрывной патрон — в стволе. Будь осторожен — предохранителя нет.
— Не люблю я эти шпионские штучки, — поморщился Змей, смяв левый рукав плаща, засучивая рукав пиджака.
— А жить любишь?
— Честно?.. Не очень. — Змей расстегнул манжет рубашки.
— Философия или самурая, или придурка.
— Или особого порученца. — Змей снял часы с левого запястья. — Влюбленный в жизнь по уши не сумеет адекватно сопоставлять риски.
— Беру свои слова обратно. Твоя правда, сынок. Старею я. С годами начинаю относиться к жизни незаслуженно трепетно. А пора в и о вечном подумать.
— Вы на себя наговариваете. — Часы перекочевали на правую руку Змея, их место занял «запястьевый пистолет». — Вы еще всех нас переживете.
— Типун тебе на язык! Думай, о чем говоришь. Был бы лет хотя бы на десять моложе, пошел бы вместо тебя сейчас с радостью. Я-то Охотника как облупленного знаю, лучше твоего. Он еще в середине восьмидесятых продался штатникам. Мы еще до катастрофы девяносто первого его по всему Союзу ловили. Работал у штатников, можно сказать, по договору, сдавал себя внаем за конвертируемую валюту.