Она застыла на пыльной, заросшей тропинке. Косые, неровные полосы солнечных лучей падали на ее торс и ноги. Один луч высветил родинку у плеча. Симон казалась очень высокой и очень серьезной.
– Заткнись, дерьмо! – сказала она хрипло. – Заткнись, заткнись, заткнись!
Сразу же, заглянув ей в глаза, Ронни сказал:
– Прости, Симон, я говорил, не думая. Прости, ожалуйста.
Он не представлял ясно, за что извиняется, но понял, что она угадала его зависть. У него не было возможности уклониться от сиесты.
– Я ее знаю. Девка по вызову, из Афин. Высший класс. Можешь получить ее, если хочешь, – сказала Симон.
Ронни озарило воспоминание об инциденте у Райхенбергеров, он вообразил, как Симон оттаскивает за ноги возлежащих и сама готовится к действию.
– Я не хочу ее, – сказал он, приближаясь на полшага.
– Она тебя утешит. Говорят, она хорошо утешает. Не понимаю, почему ты не хочешь.
В ее тоне были и жалость к себе, и ненависть. Ронни не хотел, чтобы она их испытывала. Он сказал впервые в жизни совершенно искренне:
– Мне неинтересно, как она утешает. Я не хочу ее. хочу тебя.
– Ууммм, – это было рычание, но чувствовалось, то она верит, – правда?
– Конечно, правда. И ты это знаешь.
– Ууммм. Тогда вечером, когда вернемся.
Из осторожности Ронни вместо ответа поцеловал ее. Взять Симон казалось чем-то вроде покупки кота в мешке. Они пошли дальше. Там была только светло-зеленая листва, волокнистые одуванчики и на некотором расстоянии висели, словно украшение куста, желтые штаны. Вскоре меж деревьев показалась разбитая мраморная колонна.
О храме как о храме нечего было писать домой, разве что своей тете. Полдюжины колонн поддерживали сомнительное подобие античной крыши. Кое-что в стене было, вероятно, древним, другие камни явно недавние, вряд ли старше спартанцев Василикоса. Большая часть античного пола с выцветшим незатейливым рисунком уцелела. В одном углу проросло чахлое деревце. Ронни сел где-то в центре на каменный обломок.
– Чей он? – спросил он.
– Весь остров принадлежит Василикосу.
– Нет, я говорю о храме. Бога, богини, нимфы или чего там еще?
– Какое кому дело? С этим покончено, верно? Что это для нас? Куча камней.
Сказано было достаточно спокойно, чтобы принять это за МНЕНИЕ, хотя казалось, она могла бы восхвалять такие вещи, а не принижать их. Выпендривается в новом стиле, подумал Ронни. Прежде ему бы попытались внушить, как он ничтожен, если не знает Гомера, Венеру, Платона, Евклида и прочих. Ну, времена меняются! Можно сказать так. Он дал оформиться паузе, наблюдая, как глаза Симон устремились на него. Он уже справился и был готов к бою. Мог даже начать с чего-то очень сильного; была бы возможность, он отплатил бы лорду Болдоку, убив его наповал, а не терзая медленной смертью. Как бы Симон ни реагировала, лучше самому сказать об ЭТОМ, чем услышать от нее, в любой форме.
– Чамми сказал, что меня привлекли твои деньги, – произнес он без выражения, не промямлив и не выпалив, как напрашивалось. Впервые в жизни он чувствовал себя немного дерьмом.
– Так и есть, – ответила она самым тусклым голосом.
Он отвернулся и, слегка удивясь, заметил, что здесь красиво: возделанные террасы, деревья, дорога, порт, суда, море, островки, еще море и горизонт. Даже самое близкое казалось очень далеким, а вид расстилался на все стороны. Храм, видимо, был на краю громадного вала, куда никакому автобусу не влезть без ракетного двигателя. Отсюда необычное отсутствие немцев.
– Знаешь ли ты, что я не думал об этом, пока не сказал? Но с тех пор здорово думал. Если честно сказать, это чудесная добавочка. – Невеселый смех. – Боюсь показаться тебе мрачноватым… не ахти какой собеседник.
Симон, сидевшая на мозаике, придвинулась и прислонилась к нему. Узкая сухая рука взяла его руку.
– Бедняга, – прошептала она.
– Забавно… Я думал, что нравлюсь тебе… Как бы то ни было, а пытался рассуждать логично. Вспомнил нашу встречу у Райхенбергеров. Помнишь? Джордж Парро ушел в бешенстве, и ты попросила принести выпить, и я принес, а потом увел тебя от двух других ребят, и все это, не зная даже твоего имени. Так что, если…
– Ты мог узнать меня.
– Как? Откуда? – К этому времени уже не было Ронни, роль овладела им, как герои овладевают авторами (по мнению интервьюеров); очевидный, но рискованный ход надо было подкрепить. – Твое фото никогда не встречалось в газетах.
– Это правда. – Теперь не было ни шепота, ни монотонности.
– А, кстати, почему? Ты бы, по-моему…
– Мама считает, что это мне повредило бы.
– Ясно. Ну так я не мог знать, кто ты. Я пошел за тобой, потому что ты показалась мне чертовски милой. И так оно и есть.
