понял, что никогда не пробовал ничего вкуснее. Съев его, он принялся за другой фрукт, и тот был ещё лучше.
— Вкусно? — спросила женщина, внимательно за ним наблюдая.
Бастиан не мог ей ответить с набитым ртом, он только жевал и кивал.
— Это меня радует, — сказала она, — я очень постаралась. Ешь ещё, ешь, сколько хочешь!
Бастиан принялся за новый фрукт — ну, это был просто праздник. Он даже вздыхал от восхищения.
— А теперь я буду тебе рассказывать, — продолжала она, — только ты ешь, не отвлекайся.
Бастиану было трудно слушать её слова, потому что каждый новый фрукт вызывал в нём новый восторг.
— Много-много лет тому назад, — начала цветущая женщина, — наша Девочка Императрица была смертельно больна — ей нужно было новое имя, которое мог дать только человеческий ребенок. Но люди не приходили больше в Фантазию, и никто не знал, почему. Если бы она умерла, пришел бы конец и Фантазии. Но вот в один прекрасный день, а вернее, однажды ночью, в Фантазию вновь пришел человек — маленький мальчик, и он дал Девочке Императрице имя Лунита. Она снова выздоровела и в благодарность пообещала мальчику, что все его желания здесь, в её мире, будут сбываться до тех пор, пока он не найдет своё Истинное Желание. И тогда маленький мальчик пустился в долгое путешествие от одного желания к другому, и каждое из них исполнялось. И каждое осуществление вело его к новому желанию. Это были не только добрые желания, а иной раз и дурные, только Девочка Императрица не делает тут различий, для неё всё одинаково и всё одинаково важно в её мире. И даже когда в конце концов разрушалась Башня
Слоновой Кости, она не сделала ничего, чтобы это предотвратить. Но с каждым исполнившимся желанием маленький мальчик терял часть своих воспоминаний о мире, из которого он пришел. Это не имело для него большого значения — ведь он всё равно не хотел возвращаться назад. Так он всё желал и желал и растратил почти все свои воспоминания, а без воспоминаний нельзя уже больше ничего пожелать. И он почти перестал быть человеком, сделался чуть ли не фантазийцем. А своего Истинного Желания так и не знал. И тут возникла опасность, что он потратит самые последние воспоминания, так и не дойдя до своего Истинного Желания. А это значило бы, что он уже никогда больше не вернется в свой мир. И тогда путь привел его под конец в Дом Превращений, чтобы он оставался здесь до тех пор, пока не найдет своё Истинное Желание. Ведь Дом Превращений называется так не только потому, что меняется сам, но и потому, что изменяет тех, кто в нём живет. А это было очень важно для маленького мальчика — ведь до сих пор он всегда хотел быть не тем, кем был, но при этом не хотел меняться.
На этом месте она прервала рассказ, потому что гость её перестал жевать. Он держал в руке надкусанный плод и смотрел на цветущую женщину с открытым ртом.
— Если тебе этот фрукт не нравится, — озабоченно сказала она, — можешь положить его в вазу и взять другой!
— Что? — пролепетал Бастиан. — Ах нет, он очень вкусный.
— Ну, тогда всё в порядке, — сказала женщина радостно. — Но я забыла сказать, как звали того маленького мальчика, которого уже очень давно ждали в Доме Превращений. Многие в Фантазии называли его просто «Спаситель», другие — «Рыцарь Семисвечника», «Великий Всезнай» или даже «Господин и Повелитель», но его настоящее имя было Бастиан Бальтазар Букс.
Женщина, улыбаясь, долго смотрела на своего гостя. Он несколько раз сглотнул и тихо сказал:
— Так зовут меня.
— Ну, вот видишь! — казалось, она ничуть не удивилась. Бутоны на её шляпе и платье вдруг распустились и расцвели все в раз.
— Но ведь я в Фантазии ещё не сто лет, — неуверенно возразил Бастиан.
— О, на самом деле мы ждем тебя куда дольше, — ответила она, — ещё моя бабушка и бабушка моей бабушки ждали тебя. Вот видишь, теперь я
Бастиан вспомнил слова, сказанные Граограманом в самом начале его путешествия. Ему уже и вправду казалось, что с тех пор прошло сто лет.
— Впрочем, я до сих пор не сказала, как меня зовут. Я матушка Аюола.
Бастиан повторил её имя — правильно выговорить его оказалось не так-то просто. Потом взял новый фрукт. Он надкусил его и понял, что тот фрукт, который ешь сейчас, всегда и есть самый лакомый. Он чуть-чуть огорчился, заметив, что ест уже предпоследний.
— Ты хочешь ещё? — спросила матушка Аюола, заметив его взгляд. Бастиан кивнул. И тут она стала срывать плоды со своей шляпы и платья, пока блюдо снова не наполнилось.
— Разве фрукты растут у тебя на шляпе? — с изумлением спросил Бастиан.
— Как так, на шляпе? — матушка Аюола взглянула на него с недоумением и вдруг громко, от всей души рассмеялась. — Ах, ты, наверно, думаешь, что тут, на голове, у меня шляпа? Да нет, хороший мой мальчик, это же всё растет из меня. Ну, как у тебя волосы растут. Ты же видишь, как я рада, что ты наконец-то пришел — потому я и расцвела. А если бы мне было грустно, всё бы увяло. Ты только кушать не забывай!
— Я вот не знаю, — смущенно проговорил Бастиан, — можно ли есть то, что из кого-нибудь растет?
— А почему нет? — спросила матушка Аюола. — Ведь маленькие дети получают молоко от своей матери. Это же прекрасно.
— Наверно, — ответил Бастиан, слегка покраснев, — но только пока они ещё совсем маленькие.
— Ну, тогда, — просияла матушка Аюола, — ты прямо сейчас снова станешь совсем маленьким, хороший мой мальчик.
Бастиан взял и надкусил ещё один фрукт, а матушка Аюола, радуясь этому, расцвела ещё пышнее.
Немного помолчав, она заметила:
— Кажется, он хочет, чтобы мы перешли в соседнюю комнату. Наверно, он там что-то для тебя приготовил.
— Кто? — спросил Бастиан и огляделся вокруг.
— Дом Превращений, — без лишних слов пояснила матушка Аюола.
На самом деле произошло что-то необычайное. Гостиная изменилась, а Бастиан ничего и не заметил. Потолок стал гораздо выше, а стены с трех сторон довольно близко придвинулись к столу. На четвертой стене место осталось только для двери, и она была открытой.
Матушка Аюола поднялась — теперь видно было, какого она огромного роста — и предложила:
— Пошли! Он показывает своё упрямство. Нет нужды ему противиться, если уж он приготовил какой- нибудь сюрприз. Пусть будет так, как он хочет! К тому же он чаще всего придумывает что-нибудь хорошее.
Она прошла через открытую дверь. Бастиан последовал за ней, предусмотрительно прихватив с собой блюдо с фруктами.
Комната, в которую они вошли, была скорее похожа на большой зал, и всё же это была столовая, и она показалась Бастиану чем-то знакомой. Странно только, что вся мебель здесь: и стол, и стулья — была такой громадной, что Бастиан даже не мог на неё взобраться.
— Нет, вы только посмотрите! — весело воскликнула матушка Аюола. — Дому
Превращений вечно приходит в голову что-нибудь новое. Теперь он сделал для тебя комнату, какой она кажется маленькому ребенку.
— Как так? — спросил Бастиан. — Разве раньше тут не было зала?
— Конечно, нет. Видишь ли, Дом Превращений очень живо на всё откликается. Он охотно участвует — на свой лад — в нашей беседе. Мне кажется, он хочет тебе этим что-то сказать.
Потом она села за стол, а Бастиан безуспешно пытался влезть на другой стул. Аюоле пришлось подсадить его, и теперь он едва доставал носом до стола. Онбыл очень рад, что захватил с собой блюдо с фруктами и держал его теперь на коленях. Если бы оно стояло на столе, ему бы до него не дотянуться.
— И часто тебе приходится вот так переселяться? — спросил он.
— Не часто, — отвечала Аюола, — не больше трех-четырех раз в день. Иногда Дом Превращений