— Но ты так много работаешь. Министр мог бы признать это…
— Он знает, что служу ради средств, и средства мне дает… И награды назначает денежные… Это умно… Разве не так, Вера?
— Конечно… А ты не устаешь?
— Отчего ты спрашиваешь? Или стареюсь? — с тревогой спросил муж.
— Не кокетничай, пожалуйста… Точно я не знаю, какой еще ты молодой! — чуть слышно проговорила Вера, улыбаясь глазами.
Она знала, что это был самый приятный комплимент влюбленному пожилому мужу, и видела, как он радостно просветлел, когда ответил:
— И если душа во мне молода, Вера, то ты, моя чаровница… Ты…
— Но меня все-таки беспокоит, что ты так работаешь в министерстве из-за меня… И если ты устаешь, если захочешь бросить службу, можно уехать в имение. Я хоть и не привыкла к глуши, но для тебя…
— И не устаю, и никуда не хочу отсюда… Тебе здесь хорошо, — и я счастлив. Точно не знаешь, милая! — порывисто воскликнул Сергей Иванович.
Разумеется, Вера Борисовна видела, что муж и утомляется и скрывает от нее недомогание после службы, что он с удовольствием вышел бы в отставку и поехал бы искать «идиллию» в имение вместо того, чтобы изнывать над работой, которая ему не нравилась; но она так же хорошо знала, что он не выйдет в отставку и не уедет из Петербурга, который ей нравится и где муж хорошо зарабатывает.
Да и не похоронить же себя в деревне?
И Вера Борисовна уже более не говорила об утомлении Сергея Ивановича. Она сказала о том, что завтра у них, верно, будут обедать брат Сергея Ивановича, две знакомые барышни и двоюродный ее брат, студент.
— А разве Басков не будет? Не звала? Ведь он всегда в этот день у нас обедает… Или мой приятель тебе надоел?..
— Я ничего против него не имею, Сергей… Он привязан к тебе и любит поговорить с тобой. Верно, придет поздравить, и мы оставим его обедать… Ну, до свидания… Пора одеваться и ехать к заутрене… Ты ведь не поедешь со мной?
— Прости… Не поеду… Ты возьмешь Игнатия?..
— Зачем? До «Уделов» два шага. Погода прелестная, и я дойду. А Игнатий должен накрывать пасхальный стол.
С этими словами Вера Борисовна пошла одеваться.
Через полчаса она пришла показаться в белом платье.
— В первом часу вернусь из церкви. Похристосуемся, разговеемся и скорее спать. Я устала сегодня!
Но Вера Борисовна не казалась утомленной.
Необыкновенно интересная и блестящая в своем нарядном платье, лиф которого обливал красивые формы бюста, она, обыкновенно спокойная, была оживленнее. Ее лицо слегка зарумянилось, и большие серые глаза блестели.
— До свидания, Вера! И какая же ты красавица! — будто подавленный от восторга произнес Сергей Иванович.
Она улыбнулась и торопливо вышла.
Скворцов проводил жену и, вернувшись в кабинет, вынул из ящика письменного стола футляр, полюбовался брильянтовыми серьгами, которыми похристосуется с женой, и, радостный, что обрадует Веру своим роскошным подарком, положил футляр на стол и, усевшись на тахту, принялся за книгу.
Прошло четверть часа, и Скворцов поморщился. Он перестал читать и озабоченно потрогал бок.
Он почувствовал тупую боль. Она не проходила. Мнительный и особенно заботившийся о своем здоровье с тех пор, как женился, он давно уже лечился массажем и душами, ходил пешком и часто советовался со своим старым приятелем, Дмитрием Александровичем Басковым, известным врачом, который раза два в неделю приходил к Скворцову обедать.
Этот веселый и остроумный доктор, крепкий, здоровый и румяный, с большими бойкими голубыми приветливыми глазами и крупными белыми зубами, рассказывал за обедом анекдоты и свои наблюдения над пациентами. Болтал он преимущественно с Сергеем Ивановичем, с которым был давно на «ты», и мало обращал внимания на его красивую жену. Он громко и вкусно смеялся, ел за двоих и выпивал бутылку хорошего красного вина.
После обеда он шел в кабинет выпить кофе с fine champagne[2], выкурить тонкую сигару и узнать о здоровье приятеля. Но, найдя, что он в «порядке», через полчаса уходил, угостивши иногда, в качестве «нераскаянного холостяка», каким-нибудь скабрезным анекдотом или откровенным добродушным признанием, что хоть супруга Сергея Ивановича и прелестная женщина, но — «уж ты не сердись, влюбленный муж» — не его романа.
И Сергей Иванович не только не сердился, но, крепко пожимая широкую руку Баскова, просил его не забывать и чаще заходить обедать.
Скворцов взглянул на себя в зеркало. Его худое длинное лицо с коротко остриженными волосами — ничего себе. Свежести нет и цвет лица «петербургский» — желтоватый, без намека на румянец, — но болезненного и осунутого вида нет. Сергей Иванович приложил тонкую выхоленную руку, с безукоризненными ногтями, к покатому, несколько облысевшему лбу: жара, кажется, нет. Значит, процесса в боку не может быть… Но вместо тупой боли начались покалывания… Это раздражает и тревожит Скворцова… И мнительность растет… Он как нарочно вспоминает о недавней смерти одного сослуживца. Был здоров и вдруг почувствовал боли в боку, — и через три месяца похоронили от скоротечной чахотки…
«Всякую болезнь следует захватить в начале!» — думал Скворцов и, начинавший трусить, решил тотчас идти к Баскову.
Он живет близко и, наверное, дома; читает медицинские книги — не отстает от науки и после одиннадцати к больным не ездит. Он выслушает легкие Сергея Ивановича и, вероятно, объяснит эти покалывания в боку и успокоит. Успокоится и Вера. Ведь она так заботится об его здоровье… еще только что тревожилась: не устает ли он от занятий…
— Милая! — умиленно проговорил Сергей Иванович.
И вспомнил, что Вера забыла пригласить обедать завтра Баскова… Она молодец: умеет угостить хорошим обедом… Басков любит поесть и собеседник приятный… Форель и индейка, начиненная трюфелями, это умно придумала «Верушка», — про себя назвал Скворцов жену, не называя громко ее этим уменьшительным именем: оно ей не нравится.
Скворцов позвонил Игнатия и велел подать зимнее пальто.
— Теплая погода, осмелюсь доложить, Сергей Иванович! — предупредил Игнатий.
— Подайте все-таки зимнее пальто… Погода капризная… Надо беречься, Игнатий! — приветливо и озабоченно ответил Скворцов и, одевшись, вышел.
Погода в эти апрельские дни стояла в Петербурге на редкость.
Ночь под Светлый праздник была тихая, теплая и лунная. В воздухе пахло весной. И Скворцову казалось, что бок сильнее побаливает.
Он чувствовал себя несправедливо обиженным, словно бы виноватым перед молодой женой, и в голове его бродили грустные, мнительные мысли о будущем. Он жалел себя вперед. Сергей Иванович так счастлив с Верой, он так желает здоровья — и что может случиться… Что если он серьезно заболеет и…
Скворцову стало жутко, страшно при мысли, что Вера останется вдовой… Сколько тревог и горя бедной женщине… Она так привязана к нему… Сколько нежной любви… По крайней мере Вера будет обеспечена. Завещание давно написано: имение перейдет к ней, и небольшой пенсион получит…
«Какой вздор лезет в голову!» — мысленно проговорил Сергей Иванович.
В зимнем пальто ему было жарко, и Скворцов шел по утихавшей улице медленным шагом, чтобы не разгорячиться на скорой ходьбе. «Простуда так опасна, и Петербург такой подлый по климату», — подумал
