Я не знал, что ответить, и просто сказал:
— Да. Лоун сказал:
— Воды, Джейни. — Протянул кастрюлю. Я услышал журчание воды, но ничего не увидел. — Достаточно, — сказал он и подвесил кастрюлю на крюк. Потом взял треснувшую фарфоровую тарелку и принес мне. Тарелка была полна жарким с большими кусками мяса, густой подливкой, клецками и морковью- Вот, Джерри. Садись.
Я посмотрел на стул.
— На это?
— Конечно.
— Не я, — ответил я. Взял тарелку и присел у стены.
— Эй, — сказал он немного погодя. — Спокойней. У нас хватает еды. Никто у тебя не отнимет.
Я принялся есть еще быстрее. И почти кончил, когда меня вырвало. И тут почему-то голова моя ударилась о край стула. Я выронил тарелку и ложку и упал. Мне было очень плохо.
Лоун подошел и посмотрел на меня.
— Прекрати, парень, — сказал он. — Прибери, Джейни. Прямо у меня на глазах месиво на полу исчезло. Мне тогда уже было все равно. Я почувствовал руку мужчины у себя на шее. Он взъерошил мне волосы.
— Бинни, дай ему одеяло. Все ложимся спать. Он должен отдохнуть.
Я почувствовал, как меня укрыли одеялом, и думаю, что уснул еще до того, как Лоун уложил меня.
Не знаю, сколько времени я проспал. А проснувшись, не понял, где я, и это меня испугало. Подняв голову, я увидел тусклый свет углей в очаге. Лоун лежал на полу прямо в одежде. В красноватой темноте мольберт Джейни походил на большое охотящееся насекомое. Я увидел в колыбели голову младенца, но не мог решить, смотрит он на меня или в сторону. Джейни лежала на полу у двери, а близнецы — под старым столом. Никто не двигался. Только подскакивала голова младенца.
Я встал и осмотрел комнату. Просто комната, с одной дверью. Я на цыпочках подошел к двери. Когда проходил мимо Джейни, она открыла глаза.
— Что с тобой? — прошептала она.
— Не твое дело, — ответил я. И пошел к двери, наблюдая за ней. Она ничего не делала. Дверь была закрыта так же прочно, как и в тот раз.
Я вернулся к Джейни. Она продолжала смотреть на меня. Не испугалась. Я сказал ей:
— Мне нужно в уборную.
— О, — ответила она. — Почему ты сразу не сказал? Неожиданно я ахнул и схватился за живот. Не могу передать, что я почувствовал. Вел себя так, словно мне больно, но больно не было. Никогда раньше со мной такого не случалось. Что-то шлепнулось в снег снаружи.
— Вот и все, — сказала Джейни. — Ложись.
— Но мне нужно…
— Что нужно?
— Ничего. — И правда. Мне никуда не нужно было идти.
— В следующий раз сразу говори мне.
Я ничего не ответил. Вернулся к своему одеялу.
— Это все? — спросил Стерн. Я лежал на кушетке и смотрел в серый потолок. Стерн спросил:
— Сколько тебе лет?
— Пятнадцать, — сонно ответил я. Он подождал, пока серый потолок не оброс стенами, полом, ковром, лампами и стулом со Стерном на нем. Я сел и немного подержал голову руками, потом посмотрел на психоаналитика. Он играл трубкой и смотрел на меня.
— Что вы со мной сделали?
Я тебе говорил. Я ничего не делаю. Ты делаешь.
— Вы меня загипнотизировали.
— Нет. — Говорил он спокойно и искренне.
— Тогда что это было? Было… было так, словно снова происходит на самом деле.
— Ты что-нибудь чувствовал?
— Все. — Я вздрогнул. — Все чувствовал. Что это было?
— Всякий, кто так делает, потом чувствует себя лучше. Теперь ты можешь к этому вернуться, когда захочешь и сколько захочешь, и боль станет меньше. Вот увидишь.
Впервые за многие годы меня что-то удивило. Я обдумал его слова и спросил:
— Если я делаю это сам, почему со мной такого никогда не случалось?
— Кто-то должен слушать.
— Слушать? Значит, я говорил?
— Очень много.
— Рассказал все, что происходило?
— Откуда мне знать? Меня там не было. Ты был.
— Вы ведь не поверили? В этих исчезающих девочек, и в стул, и во все?
Он пожал плечами.
— Не мое дело верить или не верить. Для тебя это было реально?
— Еще бы!
— Это все, что имеет значение. Ты жил с этими людьми? Я откусил беспокоивший меня ноготь.
— Недолго. Только до тех пор, пока Бэби не исполнилось три года. — Я посмотрел на него. — Вы напоминаете мне Лоуна.
— Почему?
— Не знаю. Нет, не напоминаете, — неожиданно сказал я. — Не знаю, почему я так сказал. — И резко лег.
Потолок посерел, лампы потускнели. Я слышал, как черенок трубки скрипнул в его зубах. Лежал я долго.
— Ничего не происходит, — сказал я наконец.
— А чего ты ожидал?
— Как раньше.
— В тебе что-то хочет выйти. Позволь ему. У меня в голове словно вращался барабан, а на нем наклеены фотографии мест, вещей и людей, которых я разыскиваю. И барабан этот очень быстро вращается, так быстро, что я не могу отличить одну картинку от другой. Я заставил его остановиться, и он остановился на пустом месте. Я снова повернул его и остановил.
— Ничего не получается, — сказал я.
— Бэби три года, — повторил Стерн.
— О, — сказал я. — Это. — И закрыл глаза. Может быть. Может, гложет, позже, по коже. Может, позже гложет по коже. Может, Бэби. Может, Бэби гложет по коже…
Иногда ночами я лежал на одеяле, а иногда и нет. В доме Лоуна все время что-нибудь происходило. Иногда я спал днем. Мне кажется, все одновременно спали, только когда кто-нибудь заболевал, как я, когда там появился. В комнате всегда было темно, днем и ночью горел огонь, горели две желтые лампы. Их провода отходили от старого аккумулятора. Когда лампы тускнели, Джейни меняла батарейку, и они снова начинали гореть ярко.
Джейни делала все, что необходимо. Остальные тоже. Лоун часто отсутствовал. Иногда близнецы помогали ему, но их отсутствие не замечалось, потому что они появлялись и пропадали мгновенно. А Бэби всегда оставался в своей колыбели.
Я сам делал многое. Рубил дрова для очага, сделал больше полок. Часто ходил купаться с Джейни и близнецами. И разговаривал с Лоуном. Я ничего не делал такого, чего не могли бы сделать они, зато они делали много недоступного мне. И я злился, все время злился из-за этого. Но не знал бы, что с собой делать, если бы все время на кого-нибудь или что-нибудь не злился. Это не мешало нам слишиваться. Слишиваться — это слово Джейни. Она говорила, что ей его сказал Бэби. Она говорила: это значит, что все
