Она берет необходимое, отметая избыточное либо перерботанное... Живет! Это особая, плазменная форма жизни, а ее стойкость во времени говорит о многом: это весьма совершенная, гармоничная, целесообразная форма жизни.
— Гигантский... мозг? — тихо спросила Лола.
— Не совсем так, наверное. Геометрически человеческая голова — седьмая часть тела. Но мыслит в ней лишь мозг. Да и то не весь мозг, а лишь некоторые его отделы, ответственные за переработку информации... Но это область Стива, пусть тебя здесь и просвещает. Для понимания самой ги достаточно знать, что в любой системе переработка информации течет в относительно малых збъемах, поэтажно, иерархически... Так вот, разрабaтывая эту идею, я столкнулся с такой трудностью: если нам когда-либо удастся послать к Солнцy сигналы достаточной мощности, то где гарантии, что они будут приняты и поняты? Ведь большинство наших, сугубо человеческих, понятий должно быть принципиально чужды звезде. И потом, как расшифровать сигналы, которыми может ответить Солнце? Вот и пришлось мне не Старости лет идти на поклон к этому начинающему, но многообещающему балбесу, — Вольфсои кивнул в сторону Нормана. — Знаешь, что он сказал?
— Минуточку, — попросила Лола. — Пусть об этом расскажет он сам.
Норман сел прямо, нахмурился.
— Да, я продолжу. Этот старый дуралей, — качнул он затылком в сторону Вольфсона, — чуть не засадил меня в тюрьму за «антиамериканский образ мыслей»... Да, не удивляйся. Идя навстречу его бредовым замыслам, я несколько модернизировал лайдетектор, потом испытал его на себе, в результате чего и выяснилось, что ход моих мыслей и побуждений не соответствует официально принятым: стандартам.
— Вы усовершенствовали «детектор лжи» до такой степени?! — поразилась Лола, — Неужея даже... мысли?!
— Именно. Те самые мысли, ход которых отр жается на экранах энцефалографов. И которые еи недавно никто не умел расшифровать. Мне удалое решить эту задачку довольно просто: я пригласил сильного гипнотизера, надел колпак на голову какого-то психа и предложил последoвательно внушать ему образы различных предметов, действий, понятий — от конкретных до прeдельно абстрактных. В результате мы получили определенные кривые, отражающие не только рocт банана или зерен маиса, но и переживания ходьбы или бега, спокойствия, радости, гнева... Мы получили кривые понятий пространства и времени, определенных чисел... Короче, всего, что имеет хоть какое-то отношение к нашему бренному существованию на этой планете. На следующем этапе мы провели уже массовые обследования, в результате получили нечто среднестатическое. А вот здесьто и вмешался представитель ЦРУ, а мы все оказались у него под колпаком. Со своими помощниками он умудрился составить толковые словари; графики кривых уже тогда, когда мы только начали подбирать штат для этой адовой работы. Конечно, eму было легче: чтобы проверить лояльность чeловека, вовсе не обязательно гонять его по тестам, включающим всякие абстракции... В общем со многими пришлось расстаться. Меня они тронуть нe посмели, я был еще нужен. Предстояла нудная кропотливая работа по анализу периодичности, системности и характера колебаний солнечных излучений на найденных нами частотах. Но потом и эта работа подошла к концу. И мы пришли к выводу: да, есть некоторые соответствия нашим понятиям, главным образом, философского характера. Скажем, таким категориям, как время и вечность, протяженность и бесконечность, начало и конец, изменения вообще. А вот когда пришло время создания технорабочего проекта, нам дали понять, что в целях соблюдения интересов нации принято решение о децентрализации работ по этой проблеме. Нам же предложили всячески расширять и углублять чисто теоретические положения, а все собранные нами данные поступили в то место, куда мы теперь так сильно торопимся... Говоря откровенно, Лола, меня гложет самое обыкновенное человеческое любопытство. Да и как это можно — не показать родной матери дитя, которое она породила? Что касается Карла, так он надеется, что ему милостиво разрешат перекинуться парой-другой фраз с Солнышком: может быть, это поможет ему обуздать плазму.
Норман умолк. Несколько минут никто не решался заговорить снова. Лола была потрясена. Ей очень хотелось не просто поверить в услышанное, но и прочувствовать; привыкнуть к этой необычности. И тут вдруг ей вспомнились слова, сказанные некогда знакомым системщиком: «Объесться информацией иной раз страшнее, чем перегрузить желудок пищей». Наверное, это как раз тот самый случай... Однако она все-таки должна как-то отреагировать.
— Кажется, все логично. Но вот такая деталь: почему вы считаете, что мы обязательно должны попасть именно к началу эксперимента? Откуда опасения, будто полученная от Солнца информация может быт; законсервирована, закрыта? Ведь это же чистая наука!
Вольфсон и Норман молча переглянулись,
— Видишь ли, Лола, — задумчиво начал Норман, — с некоторых пор мы, ученые, начали глубже чувствовать и понимать полную несостояТельность мифа о так называемой «чистой науке». Любое лекарство может обернуться ядом. И обратно. Все зависит от того, в чьи руки что-то попадает. Самое доброе начинание может обернуться самым страшным злом... На эту тему мы с Карлом вели обширные дискуссии, а в результате пришли к такому вот выводу: спрячут или уничтожат. Сотрут. Хоть ты и пытаешься изо всех сил убедить нас, будто информация неуничтожимa.
— Да, но зачем, почему?! — крикнула Лола. — Цель, смысл?
— Да потому! — заорал в ответ Норман. — Потому, девочка моя ты распрекрасная, что любому здравомыслящему человеку не нашей планете ясно, что порядки на этой планете не соответствуют здравому смыслу. Что система наших взаимоотношений вообще ни к черту не годится. И если это понимают люди, если у них по данному поводу находятся всякие сильные слова и целые выражения, то что может сказать Солнце?
— Но почему вы думаете, что с ним будут говорить об этом?
— Да хотя бы потому, что эти темы — наиболее важные. Это тебе не «умная плазма», а вопросы будущего нашей цивилизации, нашей гип-гип-демократической системы. Именно эти вопросы и станут задавать те, кто будет допущен за «Круглый Солнечный Стол», — извечные вопросы смысла бытия и назначения человека!
— Кажется, поняла,— тихо сказала молодая женщина. — И еще более уверилась, что сумею быть полезной...
— Все!!! — заорал вдруг Вольфздн так, что его спутники вздрогнули. — Вы забыли о времени, друзья, — уже более миролюбиво сообщил он. — А я все прикидываю: двадцать минут назад к Солнцу умчалась первая серия сигналов, десять минут назад люди должны были получить ответ. Сейчас репортеры уже обрывают телефоны, дикторы получают первые тексты экстренных сообщений.... Норман, радио, радио! Включай! Лола, все к чертям, делаем привал. Нужно не только слушать, но и немного думать,
Несколько секунд из динамика неслись только писки, шорохи, свисты Потом в этот хаос ворвались щелчки метронома наконец раздался взволнованный человеческий голос,
— Слушайте, слушайте! Несколько минут назад мы получили сообщение, которое открывает новую страницу в истории человеческой цивилизации: yчeным удалось наладить двусторонний информационный контакт с Солнцем! Солнце — разумно! Оно согласно ответить на вопросы людей! Слушайте, звучат первые слова и фразы, сказанные Солнцем!
Полученные сигналы — колебания в радиодиапазоне, соответствующие колебаниям, которые сопровождают работу человеческого мозга. Они были трансформированы до диапазона слышимых звуков и записаны нашим корреспондентом, который находился в студии приема. Слушайте голос Солнца!
Хрустальной чистоты аккорда не могло смазать даже несовершенство автомобильного приемника.
Нежнейшее пиано перешло в широкое, широчайшее форте, одновременно сгущаясь до почти физической осязаемости, заставляя дрожать и вибрировать в резонанс каждую клетку существа человеческого.. И так же незаметно, плавно и мягко, будто цвета радуги или влага из сосуда в сосуд, аккорд этот перелился в еще более красочный, могучий, ликующий...
Люди слушали, бyдто зачарованные, эту воистину неземную, нечеловеческую музыку, несущую в сути своей накопленную миллиардами лет мудрость, опыт и знания своей дневной звезды — Солнца, дающего и забирающего жизнь у мирнадов существ. Но вот сила звучания стала спадать, аккорды будто рессылались на составляющие звуки и обертоны, замерли. Еще несколько секунд царила первозданная тишина, потом
