— Эй, Людоед! Ты что, собираешься спать до вечера?
— Ты уволен, — прорычал голос из серебряного трейлера.
— Ладно, — сказал Гавана спокойно. — Выходи и посмотри, что у нас есть.
— Если только вы не собираетесь включить это в ведомость на получение зарплаты, — сказал сонный голос. Внутри послышалось какое-то движение. Банни подтолкнула Горти поближе к двери и махнула Зине, чтобы та спряталась. Зина прислонилась к стене трейлера.
Дверь открылась. Человек, который стоял там был высоким, бледным с впавшими щеками и длинной синеватой челюстью. В раннем утреннем свете его глаза казались просто черными впадинами на лице, глубиной в дюйм.
— Ну что?
Банни показала на Горти.
— Людоед, кто это?
— Кто это? — Он всмотрелся. — Зина, конечно. Доброе утро, Зина, сказал он, его голос вдруг стал вежливым.
— Доброе утро, — засмеялась Зина и танцуя вышла из-за двери.
Людоед переводил взгляд с Зины на Горти и обратно.
— О, мой худеющий счет в банке, — сказал он. — Выступление сестер. И если я не возьму ее, ты уволишься. И Банни с Гаваной тоже уволятся.
— Ты телепат, — сказал Гавана, подталкивая локтем Горти.
— Как тебя зовут, сестричка?
— Папа назвал меня Гортензией, — продекламировал Горти, — но все называют меня Малышкой.
— Я их не виню, — сказал Людоед добрым голосом. — Я тебе скажу, что я собираюсь сделать, Малышка. Я собираюсь назвать это блефом. Убирайтесь отсюда, и если всем остальным это не нравится, вы можете отправляться вместе с ней. Если я не увижу никого из вас на центральной аллее в одиннадцать часов сегодня утром, я буду знать, что вы решили.
Он закрыл дверь бесшумно и решительно.
— О — ну вот! — сказал Горти.
— Все в порядке, — заулыбался Гавана. — Он говорил это не серьезно. Он увольняет всех почти каждый день. Когда он действительно имеет это в виду, он платит деньги. Иди позови его, Зин.
Зина постучала костяшками пальцев по алюминиевой двери.
— Мистер Людоед! — пропела она.
— Я считаю ваше жалование, — сказал голос изнутри.
— Ой-ой, — сказал Гавана.
— Пожалуйста. На минуточку, — закричала Зина.
Дверь снова открылась. В одной руке Людоеда была пачка денег.
— Ну?
Горти услышал, как Банни пробормотала:
— Постарайся, Зи. Ну постарайся!
Зина кивнула Горти. Он растерянно сделал шаг вперед.
— Малышка, покажи ему свою руку.
Горти протянул свою искалеченную руку. Зина снимала грязные, пропитанные кровью носовые платки один за другим. Самый нижний прилип намертво, Горти вскрикнул, когда она прикоснулась к нему. Однако и так было видно достаточно, чтобы тренированный взгляд Людоеда увидел, что трех пальцев совсем не было, а остальная рука была в плохом состоянии.
— Как ты умудрилась сделать такое, девочка? — рявкнул он.
Горти отпрянул, перепугавшись.
— Малышка, пойди туда с Гаваной, угу?
Горти отошел, с радостью. Зина начала быстро говорить, тихим голосом. Он мог расслышать только часть того, что она говорила.
— Страшный шок, Людоед. Никогда не напоминай ей об этом, никогда… плотник… и отвел ее в свою мастерскую… когда она… а ее рука в тиски.
— Не удивительно, что я ненавижу людей, — сердито проворчал Людоед. Он задал ей вопрос.
— Нет, — сказала Зина. — Она вырвалась, но ее рука…
— Подойди сюда, Малышка, — сказал Людоед. На его лицо надо было посмотреть. Кнут его голоса казалось исходил из ноздрей, которые вдруг из прорезанных щелочек превратились в раздувшиеся, круглые отверстия. Горти побледнел.
Гавана тихонько подтолкнул его.
— Давай, Малышка. Он не злится, он жалеет тебя. Иди!
Горти прошел вперед и стесняясь поднялся на ступеньку.
— Заходи сюда.
— Встретимся позже, — крикнул Гавана. Он и Банни ушли.
Когда за ним и Зиной закрывалась дверь, Горти оглянулся и увидел, как Банни и Гавана серьезно пожимают руки.
— Садись там, — сказал Людоед.
Внутри трейлер оказался удивительно просторным. У передней стенки была кровать, частично закрытая занавеской. Там была чистая кухонька, душ и сейф; большой стол, шкафчики и больше книг, чем можно было ожидать увидеть в таком маленьком пространстве.
— Болит? — пробормотала Зина.
— Не сильно.
— Не беспокойся об этом, — сказал Людоед. Он поставил на стол спирт, вату и коробку со шприцем. — Я тебе расскажу, что я собираюсь сделать. (Просто, чтобы не быть похожим на других врачей). Я собираюсь блокировать нерв во всей твоей руке. Когда я воткну в тебя иголку, будет больно, как от укуса пчелы. Затем в твоей руке будет очень странное ощущение, как будто это воздушный шар, который надувают. А затем я почищу твою руку. Больно не будет.
Горти улыбался ему. В этом человеке, с его пугающими переменами голоса, его изменчивым настроением, его добротой и его аурой жестокости, было что-то, что очень привлекало мальчика. Его доброта была, как у Кей, маленькой Кей, которой было все равно ест ли он муравьев. И была жестокость, как у Арманда Блуэтта. По меньшей мере Людоед послужил бы для Горти связующим звеном с прошлым — во всяком случае на какое-то время.
— Давайте, — сказал Горти.
— Хорошая девочка.
Людоед склонился над своей работой, а Зина, зачарованная, смотрела, ловко убирая вещи, которые ему мешали, делая все, чтобы ему было удобнее. Он был так поглощен делом, что если он и собирался задать еще какие-нибудь вопросы о «Малышке», он забыл о них.
Затем Зина убирала.
Пьер Монетр окончил колледж за три дня до того, как ему исполнилось шестнадцать и медицинский факультет, когда ему было двадцать один. Человек умер под его руками, когда он удалял простой аппендицит, и умер не по вине Пьера Монетра.
Но кто-то — может быть член попечительского совета госпиталя — как-то намекнул на это. Монетр пошел к нему, чтобы выразить свой протест и остался, чтобы сломать ему челюсть. Ему немедленно закрыли доступ в операционную, и по слухам виной тому был только аппендицит. Вместо того, чтобы доказать всему миру вещи, которые по его мнению не нуждались в доказательствах, он ушел из госпиталя. Затем он начал пить. Он не скрывал от людей свое пьянство, так же как не скрывал свое дарование и умение — он выставлял его вперед и в центр, и пошли они к черту со своими комментариями. Комментарии о его даровании и его умении помогали ему раньше. Комментарии о его пьянстве исключили его из общества.
Он бросил пить; алкоголизм — это не болезнь, а симптом. Существует два способа покончить с алкоголизмом. Один — это устранить расстройство, которое является его причиной. Другой — это заменить его каким-нибудь другим симптомом. Пьер Монетр выбрал второй путь.
Он предпочел презирать людей, которые изгнали его, и позволил себе презирать остальное
