неуместные мысли в голову лезут. Поджариться, наверное, очень охота. За дело, кому сказано!
Вдруг, ставшие на минуту более ловкими, руки в пять секунд подлатали все пробоины на левой руке и даже подправили единственный барахливший сервомотор, один из них с мясом выдрали вместе с рядом чешуек: хорошо, что у военных принято все системы дублировать. С поясницей оказалось сложнее: все мелкие шестигранники закончились: много мелких пробоин пришлось заделывать. Осталось два крупных. Как же его приладить: все время между чешуей и краем брони зазор в сантиметр остается. Суперклея не хватит. Что-то нужно срочно изобрести. Ага, надо что-нибудь подложить под чешуйку, пропитать суперклеем и готово. Ножом вырезаю из куртки кусок подкладки, прочная – это хорошо. Вроде подходит по размеру, даже больше. Отлично-отлично. Прикладываю – эге, нет никакого зазора. Что, схавали? Нас так просто не возьмешь! Минуточку, ну вот и последняя пробоина заткнута, так сказать. И даже, господа, остались еще запасные части - большущая такая и очень прочная такая чешуйка и, внимание, еще и целый тюбик клея - суперклея, так что мелкие там трещинки в дырочки помехой не будут. А до выброса еще целых пятнадцать минут. О, всего-то пятнадцать минут! А ну одеваться.
Укладываю экзоскелет на спину. Ух ты, как на живого человека похож! Жуть прямо. Ну ка, скомандую ему, что там в инструкции. «Сим-сим, откройся». Юмористы, блин. Вроде и слышал уже, а все равно смешно. Броня расщепилась на две половинки, ну совсем как устрица, а я, стало быть, - моллюск, нет мне краб больше нравится. Укладываюсь вовнутрь. Медленно и осторожно устрица закрывается. Мелодичный женский голос уверяет, что при малейшем сопротивлении чувствительная электроника тут же остановится, так что мне ничего не защемит. Я ей, конечно же, не верю. Фууу, все в порядке. Прилаживаю шлем – финальный штрих, последний аккорд. Запихиваю в рюкзак разбросанные по всей избушке вещи. Укладываюсь ничком вниз, тем самым уменьшая площадь тела, через которую пройдет поток безжалостных элементарных частиц неизвестной, но смертельно опасной природы. Этих, как их там, во – бета-тахионов. Засовываю голову в заранее вырытую ямку, сверху рюкзак – ну теперь попробуйте одолейте!
Терпеливо жду выброса. Таймер на экранчике перед глазами послушно отсчитывает время: 2 минуты … 1 минута … 30 секунд … 10 секунд …0 секунд. Хм, а где же…
Сознание стало мутиться. Плохо-то как, но раз что-то чувствую, значит живу, а это уже хорошая новость. Надо… И тут опустилась пелена оцепенения, сознательное уступило место бессознательному…
Лллайф. Ллайф. Что это за звуки? Вскакиваю с кровати. Дотягиваюсь до выключателя, загорается свет: три тусклые лампочки осветили двуспальную кровать – совершенно пустую. Куда это Машка исчезла? Может Сашенька приболела и она в детской? Так вот откуда эти звуки. Надо пойти посмотреть, вдруг что- нибудь серьезное. Выхожу в коридор. Здесь тоже темно: будить меня не хотела, глупенькая. Включаю свет и направляюсь к детской – комнатка напротив. Звуки усиливаются. Нет, ну что может их издавать?
Раскрываю дверь – свет горит, но здесь пусто, никого. Только унылые мордочки плюшевого зайца и медвежонка, аккуратно лежащие в застеленной детской кроватке, смотрят на меня с укором. Как будто обвиняют меня в том, что их маленькая хозяйка и ее мама по моей вине больше года не появлялись здесь. Жестокая память услужливо подсовывает необходимую информацию. Нет, ничего этого не было! Не хочу ничего знать! Жуткая, почти физическая боль тягуче, словно по капельке, обволакивает мозг и тело. Пулей выскакиваю в коридор и сбегаю вниз по лестнице. В темную и неуютную кухню, там на столе мое спасение. Свет можно и не включать, ненавижу его.
Ллайф... Ллайф. Теперь уже и здесь слышно. Они все-таки решили покончить со мною, нутром чуствую что-там кто-то есть: отчетливо слышу тяжелое дыхание. Решили послать дилетанта – думают, что после всего я уже ни на что не гожусь. А вот и ошибаются! Э, да может это тот самый. Нет, ведь это же может быть тот самый? Это в стиле Родена: весь клан одними руками. Тут только понял, что я в одних трусах. За оружием бежать уже поздно: он слышал как я спускался по лестнице. Ничего, мои руки – это тоже оружие, причем наивысшей категории.
Рапахиваю дверь, как лягушка, впрыгиваю внутрь пустой кухни. Вот он сидит спиною к двери. Какое дилетантство. Слепая ярость сменяет хладнокровие – теперь уже можно, он не успеет ничего сделать. В момент вскакиваю… В неверном свете Луны сиротливая маленькая фигурка, примостившаяся на кухонной табуретке, кажется такой знакомой…Э, я что, с ума сошел. Я чуть не…
- Сашенька, что ты тут делаешь? Где мама?
- Папочка, мне страшно, я тут совсем одна. Обними меня.
- Не бойся милая, все хорошо, я же с тобою. Но где же мама?
- Ей нельзя.
- Что-ты такое говоришь? Как это нельзя, кто ей запрещает? Ты опять фантазируешь.
Где же все-таки Машка? Ну вернется я ей задам! Какие еще дела у нее могли ночью возникнуть? Может, просто, в уборную выскочила на минутку?
- Папочка, я здесь ненадолго. Мы снова будем в месте. Но ты должен будешь кое-что выполнить…
Щупаю ей лобик, горячий. Опять заболела и бредит.
- Милая, я отнесу тебя наверх, в спальню. Вот только свет зажгу.
Поднимаюсь с пола, легко нахожу кнопочку, кухня озаряется светом сразу из четырех источников – люблю, когда много света.
- Только не капризничай…
Вокруг, если не считать забитой пустой посудой раковины, загаженного кухонного стола, на котором одиноко стоит полупустая бутылка водки, пусто и безжизненно. Сашеньки нет нигде. Куда же она подевалась?
Ярость застилает разум: Боже, пусть я и предал тебя, но ты не можешь быть так жесток. Мои грехи не смыть, но я уже наказан, жестоко наказан за все. Или это не ты, а сам Белиал решил поиздеваться надо мною? Нет не выйдет. Хватаю со стола бутылку, Легко ее разбиваю, в руках «розочка». О, да, собаке - собачья смерть! Я заслужил это. Подношу ее к горлу и тут, краем глаза замечаю, что на табуретке жестокое видение забыло свою любимую книжку, которая была с ней тогда, в тот роковой день, и сгинула вместе с нею. Не может быть, это опять морок. Но любопытство пересиливает нахлынувшую жажду смерти. Падаю на колени. Нет, ну это точно она. «Винипух и все-все-все» - написано корявыми нарочито детскими буквами. На обложке веселый плюшевый мишка поедает прямо из горшка обоими лапами зеленый мед, а на него с ужасом смотрит лопоухий кролик и с восторгом розовый пятачок. Да это она: Сашенька написала корявыми детскими буквами слово «Мед» на горшочке, а из кармашка пятачка выглядывает дорисованный ею же трюфель. И еще одна деталь - в воздухе висит запах горелого.
Тут дверь открылась и на пороге возник встревоженный Сэм:
- Sir? Are you all right? I just heard a noise. ( - Сэр, Вы в порядке? Я только что слышал шум)
- All is all right, Sam. There is nothing to worry about. Wait. Do you see that? ( - Все в порядке, Сэм. Ничего страшного. Подожди. Ты видишь это?).
Поднимаю с табурета книжку и показываю ему.
- Yes, Sir.(Да, сэр)
- What is it? (Чтоэто?)
- The book, I saw it before. But, you know, I do not speak Russian.( - Книга, я видел ее раньше. Но, Вы же знаете, я не говорю по-русски).
