империи по итогам разгрома Наполеона. Вся эта ситуацця была закреплена международными договорами и трактатами, против такого положения вещей ни одна держава не возражала.
Мятеж начинается одномоментно и, что очень показательно, только в русской части Польши. Угнетают гордую шляхту и пруссаки, и австрийцы, но убивать почему–то начинают только русских солдат и офицеров! Да и надеяться на победу в борьбе с огромной Россией никто в Польше в здравом уме не может. Надежда повстанцев не на сабли и ружья, а на чернила зарубежных дипломатов. Значит, восстание маленькой и гордой Польши не может быть самостоятельным актом. Это не жест отчаяния, а тщательно спланированная операция.
Реакция мирового сообщества эти опасения подтверждает. В самый разгар мятежа послы Англии, Франции и Австрии обращаются к русскому правительству с заявлением, что надеются на скорое дарование прочного мира польскому народу. Это означает вмешательство во внутренние дела России и закамуфлированное предложение предоставить Польше независимость. Когда вместо этого русские войска приступают к жесткому наведению порядка, дипломатический шантаж повторяется вновь. Англия требует созыва международной конференции по польскому вопросу. Отказ от нее грозит новой Крымской войной.
Вновь обратим внимание на чудесные совпадения: с момента своего основания герценовский «Колокол», основное в то время антирусское издание, выходил раз в месяц, затем периодичность его возрастает до двух раз в месяц. Но
Отдадим должное новому русскому царю: Александр II на шантаж не поддастся. В йоте его правительства британскому руководству говорится, что единственным вариантом примирения будет вариант, «…если мятежники положат оружие, доверяясь милосердию государя». А другого варианта мира быть не может! Твердый ответ русского царя на попытки вмешательства извне приводит к всплеску патриотизма. Этот благородный порыв русских людей газета «Колокол» назовет «сифилисом патриотизма». Она печатает гнусные пасквили, с пеной у рта рассказывает о мифических зверствах русских солдат, забывая упоминать о преступлениях польских повстанцев.
Почему наши революционеры всегда на стороне противников собственной страны? Потому что они на стороне тех, кто платит им деньги!
Темна история отношения Герцена с англичанами. Наверное, именно поэтому до сих пор (!) не обнаружена большая часть архива Герцена И Огарева. Кто–то упорно скрывает или уничтожает бумаги, связанные С–их именами и газетой «Колокол». У потомков революционеров осталось лишь несколько документов и множество слухов, что тайный архив где–то в Англии или где–то в Швейцарии. И он должен быть громадным! Ведь малая его часть– бумаги, попавшие в СССР после Великой Отечественной войны в составе так называемых Пражской и Софийской коллекций,– составила при публикации более 3 тыс. печатных страниц! Загадочна и судьба так называемого архива Трюбнера. Британский книготорговец Николай Трюбнер издавал и распространял печатную продукцию герценовской Вольной типографии. Потом дело перешло к детям и внукам, существует фирма и поныне. Но вот беда– в помещение, где хранился старый архив, во время последней войны попала бомба! Ох, как часто в истории наших революций мы будем натыкаться на такие вот славные мелочи. То трубу в архиве прорвет, аккурат над нужной папочкой, то крысы без остатка съедят только те документы, что проливают свет на темные стороны русского революционного движения. Так и с архивом Трюбнера. В результате попадания необычно умной немецкой авиабомбы погибли все бумаги, относящиеся именно к XIX в. Есть более ранние, в порядке более поздние, а вот
Ведь есть что скрывать. Все истории, связанные с именем Герцена, оказываются на поверку весьма странными. То главный банкир планеты изо всех сил старается спасти деньги революционера без всякой прибыли для себя лично, то даты выхода газеты нашего издателя всегда так удачно совпадают с войнами, ведущимися против России. Однако и это не предел– были в жизни лондонского изгнанника истории еще более забавные. Одну из них изложил в своей книге «Былое и думы» сам автор. Читали ее многочисленные исследователи творчества Герцена, знают ее историки, она фигурирует практически во всех книгах, посвященных Александру Ивановичу. Но никто не может ее объяснить, она до сих пор загадочна и непонятна. Между тем, при ее
Случилась эта фантастическая история в конце августа 1857 г. «Одним утром я получил записку, очень короткую, от какого–то незнакомого русского; он писал мне, что имеет «необходимость меня видеть»»,– рассказывает об этом сам Герцен. Поскольку связь с Россией была для издателя «Колокола» чрезвычайно важна, он не преминул встретиться с незнакомцем. В прошлом году закончилась Крымская война. После ее неудачного для России окончания и смерти императора Николая Павловича революционеры были полны смутных надежд. Весточка с Родины важна и приятна. Однако заговорил приезжий русский, которого звали Павел Иванович Бахметев, совсем о другом. По его словам, он решил отправиться на Маркизские острова, чтобы основать там коммуну и строить светлое настоящее на этих далеких землях. С собой у него была громадная по тем временам сумма денег. Странный молодой человек, носящий в саквояже целое состояние, словно современные нам торговцы наркотиками, в XIX в. был невероятным явлением. Однако удивление Герцена стало еще больше, когда молодой человек наконец–то объяснил истинную цель своей встречи с писателем: «У меня пятьдесят тысяч франков; тридцать я беру с собой на острова, двадцать отдаю вам на пропаганду».
Герцен удивлен и даже отчасти смущен. По крайней мере, в своей книге он описывает ситуацию именно так.
– Куда же я их дену?– спрашивает он.
– Ну, не будет нужно, вы отдадите мне, если я возвращусь; а не возвращусь лет десять или умру, употребите их на усиление вашей пропаганды.
Немного поломавшись для приличия, Герцен дает свое согласие, и поутру они отправляются в банк Ротшильда, чтобы оставить там деньги. Попутно Бахметев желает разменять оставшиеся у него франки на английские фунты. Двадцать тысяч франков, превратившиеся в 800 фунтов, кладутся на счет Герцена. А таинственный герой, положив под мышку «деньги, завязанные в толстом фуляре так, как завязывают фунт крыжовнику или орехов», отправляется строить свою коммуну на Маркизских островах. «С тех пор об нем не было ни слуху, ни духу. Деньги его я положил в фонды с твердым намерением не касаться до них без крайней нужды типографии или пропаганды»,– подводит итог Герцен.
Многие годы ученые–литературоведы бились над разгадкой Бахме–тева. Даже Владимир Ильич Ленин, читая в 1909 г. работу Ю. М. Стек–лова, заинтересовался рассуждениями автора о Бахметеве и подчеркнул в книге несколько фраз о нем, в частности слова: «Дальнейшая судьба Бахметева совершенно неизвестна: он исчез бесследно».
И вправду, получалась весьма забавная картина: человек оставил Герцену и Огареву огромную сумму денег, не взял никаких расписок, туманно объяснил, зачем он это делает, и… исчез. Чтобы уже не появляться никогда! Любого нормального человека это удивит. Поразился странному случаю и один из виднейших исследователей жизни и творчества Герцена Н. Я. Эйдельман. Так удивился, что написал целую работу «Павел Иванович Бахметев» и издал ее еще в советское время. Из нее мы можем узнать много удивительных подробностей. Еще никто не искал таинственного Бахметева так тщательно, как Эйдельман.
И вот что он выяснил. Сначала Эйдельман предпринял розыски следов Бахметева на островах Тихого океана. Просмотрел различные издания по истории Маркизских островов и Новой Зеландии, сделал запросы в ряд осведомленных институтов в Океании. По его
