не отчаивайтесь. Вреда она не причинит. Она уже сделала все, что могла. Во-первых, крылатая моль по весьма уважительной причине не только не пьет, но и не ест — у нее вовсе нет рта. Она быстро умирает истощенной: иссохшее тельце весит в несколько раз меньше, чем поначалу. Во-вторых, страсть к полету обуревает самцов (их обычно в два раза больше, чем самок). Самки же ленивы потому, что их фюзеляж заполнен яйцами и на такую же, как у самцов, поверхность крыльев приходится удвоенная нагрузка. Выходит, что раздавив жирненькую ползущую моль, вы тем самым прикончите сто будущих молей, а прихлопнув летуна, который уже побывал на свиданье с грузной супругой, не убьете ничего: самец вскорости сам околеет с голоду. Какая нелепость — ел, ел, а умер от голода.
С нашей точки зрения, моль питается несъедобными и невкусными продуктами. Впрочем, близкие родственники молей, порхающих в комнате, живут не только в копытах буйволов, но и в кустах роз, и внутри яблок. Рыжеватый червь, гложущий плод, не что иное, как гусеница моли — только не тех видов, что живет в комнате. Поэтому небесполезно знать, что на отороченных нежной бахромой крыльях платяной и мебельной моли нет пятнышек, золотистые же крылья «шубной моли украшают три-четыре коричневые точки. И вот что удивительно: она Разбойничает только с мая по сентябрь, то есть пока шуба лежит в сундуке. Голодную зимнюю пору эта Моль проводит на потолке или карнизе... Хитрая гусеница спит, когда шубой пользуется человек.
Едва вылупившись на свет и немного закусив, гусеницы платяной и прочих молей строят индивидуальный домик — трубочку. Жилье сооружается 1 быстро твердеющей шелковой нити. (Вот чудо: Из Шерсти — шелк.) Шелковая ниточка тянется изо рта, снабженного специальными прядильными железами. Снаружи шелковый домик умело маскируется шерстинками, выкусываемыми гусеницей из шубу или пиджака, на котором она поселилась. Соорудив жилье, моль принимается за уничтожение шерсти. За девяносто дней своей жизни гусеница тяжелеет в 400 раз! Далеко отлучаться от дома она побаивается и, когда вокруг все съедено, просто удлиняет трубочку. Если же ткань гусенице не по нутру, она, скрепя сердце, перебирается в более благодатное место. Странствует осторожно, не быстрее сорока сантиметров в час. Чтобы спуститься или забраться повыше, гусеница прикрепляет шелковую нить то справа, то слева и перекрещивает ее. Получается довольно сносная лестница.
Даже в самом вкусном шерстяном костюме моль набрасывается лишь на места, где есть приправа, где запачкано. Это объясняют тем, что гусеницам нужен витамин В. Поэтому они и рыскают в поисках пятен, оставленных пищей. Вероятно, костюм, побывавший в химчистке, с точки зрения насекомого — еда не первосортная.
А можно ли сделать шерсть вообще несъедобной? Можно, только это дорого и хлопотно. Химически разрушив в кератине серные мостики, их надо заменить другими химическими мостиками. Такая шерсть не меняет свойств, выглядит такой же красивой. Есть и краска, начисто отбивающая у моли аппетит, — марциус желтый. Плохо лишь то, что краска эта блеклая, невыразительная. Да и не захотят поголовно все ходить в желтых свитерах, желтых варежках и желтых костюмах.
Моль — неженка. Она не терпит ни жары, ни холода, ни света. И шубе или костюму, пока их носят, моль не угрожает. Но не оденешь же шубу в июле. Летом зимние доспехи лежат или висят в укромном уголке, пересыпанные нафталином. А моли-то как раз и нужно укромное местечко. Нафталин же страшен лишь, если его пары не рассеиваются. То есть, одежда, загерметизированная хотя бы в полиэтиленовом пакете, моли не по зубам. Уцелеет ткань и без нафталина, если ее обернуть газетами, но так, чтобы щелей не осталось — проесть бумагу моль не в состоянии.
В старину в сундуки клали высушенные хвосты рыхухоли — моль боится мускусного запаха, выделяемого железой, расположенной с нижней стороны выхухолевого хвоста. Ныне раздобыть такой хвост — все равно, что достать звезду с неба. И поэтому пользуются более доступными средствами. Кое-кто считает, что махорка, листья эвкалипта или корни даванды дадут сто очков вперед нафталину и такому отличному препарату, как «Антимоль». Неверно это. «Антимоль» сильнее махорки, сильнее нафталина, однако принцип ее действия тот же: успех придет лишь при достаточной концентрации испаряющегося химиката. Поэтому «Антимоль» смертельна для моли там, где нет движения воздуха. Есть надежда, что «Антимоль» и нафталин уступят свое место вирусам: появилось сообщение, что английскими специалистами выделены вирусы, смертельные для моли.
Но не случится ли так, что, избавившись от одной беды, мы накличем большую? Свято место пусто не бывает: не придут ли в комнаты более выносливые, более прожорливые последователи моли? Лишь в одном из недавних выпусков «Энтомологического обозрения» было дано описание четырех новых видов моли. По одному виду нашли в Италии и Марокко, а два — в лесах западного Закавказья. Одну из отечественных новинок, обитающую в лесах Аджарии, обнаружили возле колонии летучих мышей, другую поймали на поляне — она прилетела на свет кварцевой лампы. Рядом в старинной деревянной церкви было множество воробьиных гнезд, где моль, вероятно, закусывала перьями. В 1970 году в Туркмении из-под коры отмершей айвы достали гусеницу редкостной моли, которая ни шерсти, ни перьев не ест. Ее меню состоит из грибов- трутовиков и лишайника. Вот бы платяной моли взять пример с родственника-вегетарианца!
Ничего, что дом сгорел,
зато клопы подохли.
Корейская пословица
Увы, клопы могут объявиться и в новом доме: не раз видели, как кровопийцы ползут по наружным стенам или проводам. Был бы дом, а клопы найдутся — голодные паразиты пробегают около метра минуту.
Если измученный клопами человек, чтобы выспаться, ставит ножки кровати в тазы с водой, все равно шестиногие пираты заберутся в постель. Нe говорит ли такой трюк о гениальности мучителей. Нет, не говорит. Вот как клопиную акробатику объяснил профессор Н. Н. Плавильщиков. «Клопы ползут на запах добычи, их движение направлено в сторону усиливающегося запаха. Для клопов, ютившихся по стенам у самого потолка, запах будет усиливаться по мере приближения к стоящей внизу кровати. Над кроватью запах наиболее силен, а клоп задерживается именно здесь, его удерживает запах. Разыскивая добычу, ползая туда и сюда по потолку над кроватью, клоп в конце концов срывается с потолка и падает».
Видят клопы из рук вон плохо. Впрочем, у других ночных разбойников — тараканов недавно обнаружили инфракрасное зрение. Не проверить ли и клопиные глаза на чувствительность, к тепловым инфракрасным лучам? А вдруг, высовывая нос из-под обоев, насекомые ощущают тепло, излучаемое нашим телом, то есть воспринимают не только запах, но и тепло «обеда»?
Эту запутанную ситуацию прояснила обстоятельная статья Н. А. Левина, опубликованная в 1977 году в «Журнале общей биологии». Людям, не знакомым со специальной литературой, название статьи покажется тяжеловесным: «Ольфакторные реакции постельного клопа на запаховые ориентиры и их зависимость от некоторых факторов среды».
Вот вкратце то, о чем говорилось в этой статье. Хотя клопы чувствуют разницу в температуре в два градуса, это не служит основным способом поиска еды. При понижении температуры воздуха они быстро теряют аппетит и желание двигаться. Зато на перепады атмосферного давления не обращают внимания. Иное дело свет. Днем, как все знают, кровососы предпочитают прятаться. Но и кромешная тьма им тоже не по нутру. С их точки зрения, лучше всего свет небольшой яркости.
Но это, как говорят, присказка, сказка — впереди. Не удивительно ли, что человека насекомые чуют за тридцать метров! Были случаи, когда клопы появлялись на месте скопления людей, преодолев за десять дней стометровое расстояние. На чистую, рымытую мылом человеческую кожу они смотрят равнодушно. Грязный, редко моющийся человек тожe их мало привлекает. Самый аппетитный запах — это свежий пот на чистом теле. А вот приблизительная шкала клопиного вкуса. На первом месте царь природы — человек; потом идут: собака, гусь, кошка, курица, мышь, лошадь. А в арьергарде — корова. Но эта иерархия зыбка и построена лишь на тех животных, которые побывали в эксперименте, где на них реагировали клопы, «калиброванные по размеру, возрасту и сроку последнего кормления».
Укол клопа практически неощутим: сечения разреза в 500 раз меньше ранки, оставляемой самым миниатюрным медицинским шприцем. Раздражение вызывает слюна. Клоп, как и комариха, вливает ее нам под кожу для того, чтобы кровь не свернулась и не засорила тонюсенький хоботок, в который превращена его нижняя губа. Через десять минут, накачав нашей кровью свое брюхо, насекомое убирается восвояси. У одних людей место укуса зудит несколько дней, у других — лишь минуту. Бывает и так, что на месте укуса появляется волдырь. Дело тут в чувствительности кожи.
