Да Греттайро остался сидеть, не шевельнув ни единым мускулом, не издав ни единого звука, лишь с интересом наблюдая за поведением гостя. Он хорошо помнил и сразу узнал этого человека, едва не истребившего всю его шайку в Мессантии, хотя киммериец здорово изменился за прошедшие десятилетия – прежде всего, еще раздался в плечах и вроде бы даже стал выше ростом. Сложение Конана и раньше весьма впечатляло; в тесноте часовни он смотрелся подлинным медведем. В гриве прямых волос, небрежно прихваченной на затылке кожаным ремешком, поровну мешались чернь и серебро. Лицо варвара годы также не пощадили: крупные правильные черты несколько утратили подвижность, резкие морщины пролегли на лбу и меж густых бровей, но яркие синие глаза смотрели с прежней живостью, а в движениях не чувствовалось ни грана скованности, свойственной почтенному возрасту.
Мы ведь с ним почти ровесники, подумал вдруг гуль. Я, пожалуй, даже постарше. Но больше тридцати – по людскому, конечно, счету – мне не дашь, и так будет еще самое малое три столетия, а киммерийцу отмерено – сколько? Еще десять лет? Двадцать? До чего недолговечны люди, как непривлекательна их старость… Конечно, этот здоровяк с Полуночи великолепен даже в свои, весьма преклонные годы, но такие исполины редко рождаются среди людей. Впрочем, и его кости успеют истлеть в могиле, и кости всех ныне правящих людских владык, сменятся династии, падут многие троны, – а Блейри да Греттайро будет править Рабирами, по-прежнему храня телесную крепость и ясность рассудка… Неужели одно это не служит достаточным доказательством избранности гульского народа?..
Вошедший тем временем наскоро размял затекшие от веревок руки, глянул на Блейри с высоты своего немалого роста, и его громкий насмешливый голос, привыкший отдавать команды на поле боя, заполнил тесную келью:
– Ты что еще за хрен, парень? Чего сидишь – лотоса обкурился или ноги не держат? Разговор у меня будет только с вашим старшим, и никак иначе. А ты, сопляк, больше как на конюха не тянешь… Ну, пошел вон!
После собственных благостных размышлений об избранности народа Рабиров грубая речь киммерийца подействовала на Блейри не хуже ведра ледяной воды. На миг Князь опешил: его, коронованного владыку Забытых Лесов, принять за конюшенного служку?! Вспыхнувший гнев опалил его разум жаркой волной. Однако негодование тут же схлынуло, уступив место трезвому пониманию: людской король догадывается, кто перед ним, и нарочно пытается вывести противника из себя. Как всегда в сложной ситуации, Конан из клана Канах предпочел лобовую атаку изощренной дипломатической дуэли.
Что ж, если так, я найду способ заставить тебя играть по моим правилам, подумал Блейри. Но и грубости не спущу. Не двинувшись с места и не отвечая, даже не изменившись в лице, он одними глазами наблюдал за Конаном.
Варвар привольно, по-хозяйски уселся напротив, чуть помешкав, выбрал из кубков самый вместительный и от души налил себе вина. Блейри не пошевелился. Киммериец хмуро покосился на него и поднес кубок к губам.
Тогда правая рука Князя метнулась вперед с быстротой, за которой не мог уследить человеческий глаз, и ударила по серебряной чаше.
Попыталась ударить. Конан был настороже, и его ответ оказался не менее быстр. Киммериец перехватил удар над столом-алтарем, стиснув запястье да Греттайро, будто тисками. При этом часть вина выплеснулась ему на колени и рубаху, но оставшееся Конан выпил одним мощным быстрым глотком и швырнул тяжелый кубок в голову Князя.
Гуль легко уклонился, и серебро зазвенело о камень. Так же легко он свободной рукой выхватил в воздухе могучий кулак Конана, летящий ему в переносье следом за кубком. Сцепив руки над священным камнем, два равных по силе противника тщились превозмочь друг друга – так порой забавы ради тягаются моряки в портовых тавернах Кордавы, ставя на кон кувшин дешевого красного вина, только теперь ставки могли быть несравненно выше. Десять, двадцать ударов сердца – лицо Конана покраснело от напряжения, на шее Блейри вздулись жилы, однако оба, как ни старались, не могли ни освободиться от захвата соперника, ни прижать его ладонь к мраморному столу.
Наконец разжали пальцы оба – одновременно.
Блейри глянул на свое правое запястье, перехваченное багровым следом от железных пальцев Конана. Его лицо выражало брезгливое недоумение.
– Неплохо для смертного, – признал он. – Мой урок вежливости не удался. И все же, киммериец, даже став королем, ты все равно остался грубым варваром.
– Я остался воином, – буркнул Конан, потряхивая онемевшей ладонью. – Ты меня тоже удивил – нипочем бы не подумал, что в таком заморыше спрятана сила, равная моей. Кто ты такой, прах тебя побери?
– Грубость, похоже, для тебя привычнее, чем дыхание, – чуть заметно усмехнулся гуль, – но здесь и сейчас она лишь выдает твою неуверенность. Меня зовут Блейри да Греттайро, и я – князь Забытых Лесов.
– С ума сойти. В таком юном возрасте, и уже князь… Постой-ка! Как, говоришь, тебя зовут? Рейе рассказывал что-то… Ну да! Ты и есть тот самый ублюдок, из-за которого все началось! Так это ты убил вашего прежнего правителя?
– Нет. Я отдавал такой приказ, верно, но мы не успели. Князя Драго, к твоему сведению, никто даже пальцем не коснулся. Он умер сам, как и большая часть наших стариков, когда подействовало колдовство, вызванное к жизни твоим сыном. Так что можешь считать убийцей собственного отпрыска, – рабириец довольно прижмурился, не выпуская, впрочем, собеседника из виду. – Странно, что Золотой Леопард об этом умолчал. Наверное, побоялся твоего гнева, как думаешь? Но буду с тобой полностью откровенен: я убивал и сам. Я убил многих людей. Некоторые из них были твоими друзьями.
– Что мне помешает открутить тебе башку прямо сейчас? – прорычал киммериец, сжимая кулаки.
– Здравый смысл, – безмятежно откликнулся гуль. – Прикончить меня нелегко, снаружи охрана, за нами наблюдают. Неподалеку под бдительным присмотром содержат уйму тех, кто тебе по разным причинам дорог, в том числе твоего сына, чье спасение из тьмы веков обошлось вам немалой ценой. Одно твое неверное движение, и тебе преподнесут его голову на подносе – золотом, как подобает персоне королевской крови. А теперь давай покончим с нелепыми препирательствами. Возможно, ты получаешь удовольствие, изображая неотесанного горца, но мне доподлинно известно, что на деле ты не таков. Итак, готов ли ты к серьезному разговору?
– Я здорово тупею, когда веду разговор с ножом у горла, – огрызнулся правитель Аквилонии. – Ну, валяй, начинай, а я послушаю, что умного скажешь. Надеюсь, ты не собираешься приносить меня в жертву какому-нибудь змееногу или гигантскому пауку? Во времена моей молодости находились любители, пробовали…
Блейри непонимающе поднял бровь.
– Значит, выкуп, – проворчал Конан с большим облегчением. – Нашел серьезный разговор, тоже мне… Сколько? В золоте, серебре, алмазах? Может, в векселях офирского казначейства?
– Об этом я не думал, – честно признался гуль. – Но раз ты предлагаешь, пусть будет еще и выкуп. Пятьдесят тысяч золотом, остальное, так и быть, векселями. Только это не главное – скажем так, маленькое приятное дополнение.
Конан крякнул.
– Тогда какого ж тебе?..
– Для начала мне требовалась толика твоего внимания, – да Греттайро откинулся к шершавой стене часовни. – И я его уже получил. Теперь постараемся забыть на время выходки твоего сына, ущерб, причиненный войсками твоего подданного, жизни твоих людей, взятые моими сородичами, и моих соотечественников, павших от рук смертных. Все это становится не слишком важным, когда я получаю известие о том, что три дня назад армия Зингары пересекла на Полудне бывший рубеж Незримой Стены и пусть медленно, но все же продвигается по нашим землям, захватывая опустевшие поселки и насаждая в захваченных местностях свою, пока что временную, власть.
– Та-ак, – энергично кивнул киммериец. – Чабела всегда казалась мне скорой на подъем.
– Как ты полагаешь, что это может значить – для меня? И для тебя, кстати?
– Для меня? Ровным счетом ничего. А для тебя это означает, что Зингарка пустила в ход некую обгрызенную крысами грамоту о признании вольного княжества Рабиры под рукой Кордавы, подписанную
