остроухая красотка… Я своим ушам не поверил. Решил, она кого другого имеет в виду, только не моего сумасбродного отпрыска и его дружков, только и ищущих очередное приключение на свои малолетние задницы.
– Правда? – оживился Конни, немедленно забыв про пергамент. – И что сказала госпожа Иллирет?
– Не твое дело, – отрезал король Аквилонии.
Послание было составлено, подписано и запечатано кляксой зеленого воска, но те, кому можно было бы поручить его доставку, появились у ворот Школы только поздним утром следующего дня. В полулиге от озера разъезд Йестига выскочил прямехонько на бивак зингарского отряда.
– Мы больше времени потратили на то, чтобы убедить их в своих мирных намерениях, чем на розыски, – жаловался Мийон, командовавший удачливым патрулем. Рабирийцы привезли с собой двоих – полусотника, молодого безусого дворянина, старавшегося скрыть свое удивление перед столь неожиданными поворотами возложенного на него поручения, и кряжистого мрачного десятника, коего, похоже, не удивило бы даже то обстоятельство, что в Забытых Лесах разводят на племя огнедышащих змеев. Впрочем, известие о том, что в этом странном месте, являющемся владением Хасти Одноглазого, пребывают аквилонский король и его наследник, сразило обоих наповал. Дворянин весьма уместно заявил, что отведенной ему власти недостаточно, чтобы принимать решения в столь важном случае, затрагивающем интересы двух могущественных держав. Единственное, что он может сделать – это взять врученный ему пакет и лично доставить таковой в расположение своего командования, сопроводив передачу подробным описанием личностей, встреченных им в… как вы это называете?.. да, в магической школе «Сломанный меч».
– И что дальше? – хозяин Школы объявился к самому отъезду зингарцев, позевывая и мотая мокрыми прядями темных с проседью волос. – Отвезут они это твое письмо, если не потеряют по дороге, и что потом?
– Потом к нам… то есть к тебе пожалуют гости, – уверенно заявил Конан. Глянул на давнего приятеля, хмыкнул своей догадке и самым невинным тоном осведомился: – Слушай, куда это альбийская рыжулька запропастилась? День на дворе, а ее все нет и нет… Что, бедная девочка так умаялась ночью? Никак ты решил отыграться на ней за все восемь тысяч лет? Такое, знаешь ли, не всякая женщина выдержит…
Ответа на язвительный и в общем-то соответствовавший истине намек не последовало – Хасти только сердито взблеснул единственным глазом.
20 день Второй летней луны
1313 года по основанию Аквилонии.
Званых гостей ждали долго – неспешно миновал долгий летний день с его незаметно подкрадывающимися сумерками, прошла ночь, в течение которой караульные на воротах не заметили поблизости от Школы ни единой живой души, наступило следующее утро, и по-прежнему ничего не изменилось. Коннахар уже начал думать, что зингарский посланник по досадной случайности угодил под шальную гульскую стрелу или, что вернее всего, ему просто-напросто не поверили. Конечно, как можно доверять посланию, составленному на каком-то мятом листе якобы от лица Его аквилонского величества и подкрепленному только словами вояки средненьких чинов? Правда, с зингарцами в качестве проводника отправился один из лесных стрелков, но Коннахар на его месте не стал бы соваться в зингарский лагерь. Зингарцы нынче озлоблены потерями, гуля повесят прежде, чем он успеет вымолвить слово в свою защиту…
По всему выходило, что мирное сидение в Синрете скоро благополучно закончится. Интересно, на что уповает отец? Только лишь на то, что Кордава побоится ссоры с Троном Льва? Слабая надежда и спорная позиция, грозящая войной между дружественными доселе державами… Законных, освященных временем и традициями прав на владение Рабирами нет ни у кого: ни у Аквилонии, ни у Зингары, ни у Аргоса. Единственное преимущество Золотой Башни только в быстроте действий да еще в том договоре, что когда- то бездумно и легкомысленно заключил потомок князя Драго. Договор же этот, как уже не раз говорилось, имеет чисто символическое значение – лет пятнадцать назад Рейе, не глядя, подписал бы любую грамоту и любое соглашение, только бы угодить Зингарке.
Вот если бы у Забытых Лесов имелся хоть какой-нибудь правитель… Или хотя бы оставался в живых Рейенир Морадо да Кадена, имевший влияние на Чабелу Зингарскую… Может, тогда и удалось как-то развязать этот намертво запутавшийся узел государственных интересов и человеческих судеб…
Мудрые и пока совершенно бесполезные размышления поочередно навещали голову аквилонского принца, пока он сидел на теплых валунах неподалеку от дома Хасти и с любопытством крутил в руках изящную вещицу, уже ставшую причиной стольких бед. Вещица матово светилась переплетением золотых и серебряных веточек, солнечные лучи отражались в бездонной глубине звездчатого сапфира, радужными брызгами падая на замшелые камни. Венец Лесов хранился в жилище чародея, но неугомонная Айлэ выпросила у Одноглазого разрешение «ну просто посмотреть!», а тот на удивление легко согласился. Впрочем, Хасти в последние дни вообще вел себя странно – должно быть, его больше занимали попытки вновь найти общий язык с Иллирет ль’Хеллуаной, чем круговерть вокруг Лесов.
Вот и сейчас двое магиков вопиюще отсутствовали. Мельком заметивший их утром Альмарик только пожал плечами: «Погулять ушли. Не спрашивать же, когда вернутся?»
Сам по себе Венец, как утверждал старый Лайвел, не представлял никакой опасности – верти его в пальцах, сколько угодно, примерь, если хочешь, безо всякого для себя вреда. Его колдовская сущность, дарующая возможность использовать загадочную магию Лесов, пробуждалась и начала действовать только с мгновения слияния с разумом нового владельца. Указывать же, кому будет принадлежать Венец, надлежало загадочной вещи под названием Анум Недиль. Взглянуть на нее никому из временно поселившихся в «Сломанном мече» людей и рабирийцев толком не удалось: Лайвел и Хасти в один голос заявили – это может быть смертельно опасно.
Вещица пребывала в недрах бронзового сундучка, в котором ее сюда доставили, а сам неожиданно тяжелый ларец с усилиями втащили в одну из комнат обиталища Хасти. Айлэ заикнулась спросить у Лайвела, когда и как будет проводиться ритуал поиска и коронации нового Князя Лесов. Хранитель смерил любопытную девицу добродушно-отсутствующим взглядом, ответствовав, что церемония произойдет тогда, когда ей надлежит происходить, а случившийся рядом Одноглазый пояснил: Венец и Вместилище Мудрости нужно доставить в столицу Забытого Края, созвать уцелевших старейшин, и вот уж тогда… В общем, это случится еще нескоро. К тому же сперва предстоит оповестить рабирийцев о незаконности предыдущей коронации, исправить ее последствия, да еще разрешить вопрос пребывания на землях Княжества людской армии. Хлопот невпроворот.
Ныне Корона Лесов пребывала в любопытных людских руках – общество Конни и Айлэ на берегу озера составляли Ротан Юсдаль и Лиессин Майлдаф. Последний из всех троих выздоравливал медленнее прочих – ему и в Цитадели досталось более других. Однако по сравнению, скажем, с Эйкаром, чье состояние по прежнему вселяло серьезные опасения, Льоу выглядел просто образцом бодрости. Из собственной потрепанной тени темриец вроде начал превращаться в прежнего себя – во всяком случае, разглагольствовал он все также бойко. Льоу был уверен, что суматоха в Рабирах рано или поздно завершится к наилучшему исходу для всех. Не в пример ему настроенный куда мрачнее Ротан полагал, что дело непременно закончится войной. Коннахар пытался его разубедить, а не вмешивавшаяся в спор девица Монброн тем временем преспокойно примерила Венец на собственные темные локоны и кокетливо осведомилась, к лицу ли ей рабирийская реликвия.
– Никакого уважения к сокровищам чужой короны, – заметил Конни. – Сняла бы ты его, а то вдруг тоже обратишься во что-нибудь непотребное. Хотя тебе идет.
Переливчатая игра граней синего кристалла, мягкий золотой отсвет обруча и ярко-зеленые глаза баронеты в самом деле образовали необычное и привлекательное сочетание. Вслух пожалев, что под рукой не нашлось зеркала, Айлэ со вздохом сожаления аккуратно сняла Венец, собираясь вернуть его на временное место хранения, в большую плоскую шкатулку.
– Что это у вас? – за болтовней и рассматриванием Короны Лесов никто не заметил, как на берегу объявилась Иллирет ль’Хеллуана. Раны и ожоги альбийки благополучно заживали, побледневшая шишка на лбу скрывалась за распущенной длинной челкой цвета темной меди, и вдобавок она скроила себе из отреза зеленой ткани нечто вроде туники, более подобающей женщине. Хасти, точно привязанный, вышагивал за ней шагах в пяти, снисходительно кивнув устроившейся на камнях компании. – Можно взглянуть?
– Это Венец Рабиров, – пояснила Айлэ, вручая альбийке шкатулку. – Он пока ничей. Покойный князь
