своего происхождения. Поэтому она больше ничего не сказала, а только еще раз очень глубоко вздохнула.
Потом Джим принес коробку с играми, и все четверо стали играть в «Человек, не сердись!», в колпачки и другие игры, которые там были.
Чаще всех выигрывала, конечно, маленькая принцесса. И хотя это была не новость, Джим по- прежнему не мог с этим примириться. Ли Си и вправду ему очень нравилась, но она стала бы нравиться ему еще больше, если бы не всегда оказывалась такой сообразительной. Он бы даже давал ей выиграть разок-другой, но поскольку она и так все время выигрывала, это было ни к чему.
Тем временем на улице совсем стемнело, и дождь прекратился. Вдруг в дверь постучали. Госпожа Ваас пошла открыть, и на пороге показался господин Эрмель. Он закрыл свой зонтик, поставил его в угол, снял шляпу и поклонился.
— Добрый вечер! Приветствую вас! Вы, как я вижу, интересно проводите время занимая себя играми. Знаете ли, милые дамы и уважаемые господа, сидя дома, я почувствовал себя несколько одиноко. Тогда я спросил себя, а почему бы мне не присоединиться к вашему обществу?
— Это нам очень кстати, — приветливо сказала госпожа Ваас. Она поставила на стол чашку для господина Эрмеля и наполнила ее из большого пузатого чайника.
— Присаживайтесь к нам, господин Эрмель.
— Благодарю, — ответил господин Эрмель, садясь за стол. — Я хотел бы признаться вам в том, что с некоторых пор думаю об одной вещи, и мне бы хотелось услышать, что по этому поводу скажете вы.
А дело в следующем: у каждого жителя Усландии есть какое-то предназначение — у всех, кроме меня. Я, по преимуществу, хожу на прогулки и мною управляют — просто так. И вы наверняка со мной согласитесь, что с течением времени положение становится неудовлетворительным.
— Ну что вы говорите! — укоризненно произнесла госпожа Ваас. — Мы все любим вас таким, какой вы есть.
А маленькая принцесса добавила:
— Именно за это.
— Большое спасибо, — ответил господин Эрмель. — Но все же просто быть, так сказать, совсем без ничего, это же не жизнь. При этом я могу констатировать в себе невероятную образованность и наличие таких знаний, которые даже меня лично приводят в большое удивление. Но меня, к сожалению, никто о них не спрашивает.
Лукас, облокотившись в кресле, молча выпускал из трубки в потолок дымные облачка. Потом он рассудительно проговорил:
— Я так думаю, господин Эрмель, в один прекрасный день все образуется.
В этот момент снаружи раздался громкий удар, словно что-то натолкнулось на остров.
— Милостивый боже! — воскликнула госпожа Ваас и от неожиданности чуть не уронила чайник. — Вы слышали?
Лукас уже вскочил и нахлобучил фуражку.
— Джим, давай, пошли! Поглядим, что там.
Друзья поспешили в Новую Усландию, откуда раздался удар. Дождь уже кончился, но темень была хоть глаз выколи. Наконец, когда их глаза постепенно привыкли к темноте, они смогли разглядеть очертания чего-то большого.
— Может, это кит? — предположил Джим.
— Нет, он не двигается, — ответил Лукас. — Больше на небольшой корабль похоже.
— Эй, але! — крикнул вдруг чей-то голос. — Есть кто дома?
— Отчего же нету, — отозвался Лукас, — а вы к кому?
— Разве это не остров Усландия? — осведомился голос.
— Новая Усландия, — поправил Лукас. — А вы кто?
— Почальон, — немного жалобно отозвался голос из темноты. — Из-за сильного дождя я сегодня после полудня сбился с курса. А темнота такая, что ни зги не видать, вот я и врезался на почтовом катере прямо в государственную границу. Мне, правда, очень жаль, извините, пожалуйста!
— Это не страшно, — крикнул Лукас в темноту, — больше ведь ничего не случилось. Да вы сходите на сушу, господин почтальон!
— И рад бы, — послышался голос почтальона, — только у меня на борту целый мешок писем для Лукаса-машиниста и Джима-Кнопки, он такой тяжелый, что мне одному ни за что будет не справиться.
Друзья взобрались на борт и помогли почтальону спустить мешок на берег. Потом они общими усилиями притащили груз на кухню.
Это были письма всевозможных форм, размеров и цветов, с накленными на них редчайшими марками, посланные из Вьетнама и Фельмохинга, из Китая и Штутгарта, с Северного Полюса и с Экватора, одним словом, со всего мира. Их отправителями были дети, и те из них, кто еще не умел писать, как Джим, продиктовали свои письма или просто нарисовали их. Все они слышали или читали про приключения двух друзей и хотели узнать те или иные подробности, или пригласить Лукаса и Джима в гости, или просто похвалить их.
Наверняка, сейчас кто-нибудь из моих уважаемых читатетей и читательниц захочет узнать, были ли там и их письма. Да, они там были. Подтверждаю это здесь со всей определенностью.
Кроме всего прочего здесь были письма от ребят, которых Джим с Лукасом освобождали тогда из Дракон-города вместе с маленькой принцессой.
— Каждому нужно написать ответ, — сказал Лукас.
— Но я, — воскликнул Джим в сильном испуге, — я же не умею писать!
— Ах да, верно, — пробормотал Лукас, — ладно, придется мне тогда самому.
Джим молчал. Впервые ему захотелось уметь читать и писать, но только он хотел про это сказать, как маленькая принцесса немного насмешливо проговорила, обращаясь к нему:
— Ну вот видишь!
Больше она ничего не сказала, но и этого было достаточно для того, чтобы Джим умолчал о своем желании.
— Но сегодня все равно уже поздно, — заметил Лукас. — Возьмусь-ка я за это завтра.
— Тогда мне лучше остаться здесь, — решил почтальон, — я подожду, а утром заберу всю вашу почту сразу.
— Вы очень любезны, — сказал Лукас.
— Не желаете ли, — вмешался тут в разговор господин Эрмель, — переночевать у меня в доме? Мы можем немного побеседовать о географии — науке, в которой вы как почтальон безусловно много понимаете, и которая чрезвычайно меня интересует.
— С удовольствием, — радостно отозвался почтальон и встал. — Тогда спокойной ночи, дамы и господа!
И добавил, повернувшись к Джиму с Лукасом:
— Должно быть, приятно иметь так много друзей.
— Да, — ухмыльнулся Лукас. — Это верно. Правда, Джим?
Джим кивнул.
— Более того, — с важной миной объявил господин Эрмель. — Это важно. Спокойной всем ночи!
И он вышел и отправился к своему домику. Почтальон последовал за ним, однако еще раз обернулся и крикнул:
— Кстати, что касается сегодняшего происшествия со мной и катером на государственной границе, то завтра утром я принесу свои извинения королю Альфонсу Без-Пятнадцати-Двенадцатому!
И он скрылся в домике господина Эрмеля. Лукас тоже пожелал спокойной ночи и, оставляя за собой шлейф табачного дыма, тяжело зашагал к железнодорожной станции, где маленькая Молли стояла около большой толстобокой Эммы и мирно дремала.
И совсем скоро во всех окнах Усландии погас свет. Ее жители спали в своих постелях, ветер шумел в деревьях, и волны, большие и маленькие, шипя, омывали государственные границы.