смотрит на маленькие горшочки с травами, выстроившиеся бок о бок на полке перед ним. Помнится, они всегда были красными, зелеными и бурыми. А тут вдруг все стали серыми и различаются только по оттенку. Забавно, однако, ведь не далее как сегодня днем ему подумалось о том, насколько лучше выглядит Сикстинская капелла на цветных иллюстрациях. И — вот тебе на! — весь мир сделался для него черно- белым.
Кстати, исчезли и звуки. Ножи не скребут по тарелкам, стаканы не звякают. Не слышно даже тихого грохота уличного движения, которое образует постоянный звуковой фон городского существования.
Полная тишина.
И тут вдруг им овладевает полное безразличие.
Он чувствует, как разворачивается лицом к остальным, но происходит это так, будто им движет кто-то другой. Ред ощущает нелепое чувство свободы. Кислород, питающий мозг, иссякает, но ему плевать. Это похоже на самое лучшее из сновидений, сон, которому лучше бы не кончаться.
Теперь Ред видит остальных. Они движутся, как при замедленной съемке. Челюсть Дункана медленно отвисает, так что разинутый рот образует идеальное «О». Глаза Кейт широко открываются, и кажется, что они занимают пол-лица.
Джез отталкивает стул, который падает позади него, в два огромных шага преодолевает расстояние до Реда, заполняя поле его зрения, и исчезает снова.
Ред видит перед собой раковину и ощущает тупой толчок между лопатками.
И тут неожиданно в уши его возвращаются звуки, в слезящиеся глаза врываются цвета, движение вокруг возвращается к нормальной скорости, а сам он склоняется над раковиной, выкашливая свои внутренности. Натужный хрип, и серый, наполовину прожеванный кусок мяса вылетает изо рта и приземляется на дно раковины.
Прокашлявшись и сумев наконец набрать воздуху, Ред поднимает глаза.
— Спасибо, — бормочет он со слабой улыбкой.
Джез выглядит так, точно увидел привидение.
— Черт побери, Ред, — выдыхает он. — Я было подумал, что тебе каюк.
— Похоже, ты испугался больше меня.
— Пожалуй. — Джез не улыбается. — Серьезно, приятель, ты изрядно нагнал на меня страху.
Джез кладет руку Реду на поясницу, и они возвращаются к столу. Кейт вскакивает и порывисто, от души, целует Джеза в губы.
— Я даже не поняла, что происходит, — говорит она Реду. — Только что ты набирал воду, а в следующее мгновение Джез уже сует тебя физиономией в раковину и молотит по спине, как в карате.
Некоторое время они говорят об этом инциденте, снова и снова соглашаясь с тем, как повезло Реду, и провозглашают тост в честь Джеза, спасшего Реду жизнь. Дункан убирает тарелки и варит кофе, после чего, рассевшись с дымящимися чашками, они начинают обдумывать план дальнейших действий.
Дункан указывает на книги на столе.
— Апостолы, Мессия, все это, конечно, хорошо, — говорит он, — но много ли от этого пользы в практическом смысле? Да, мы теперь знаем, чем руководствуется Серебряный Язык, знаем конечное число будущих жертв, даже их имена, хотя только первые, и, в общих чертах, представляем, каким именно образом они будут убиты. Но не более того. Вроде бы это уже немало, но так только кажется. Мы не можем предвидеть следующий удар — когда он будет нанесен, где, каким образом, кто станет жертвой. А это, признаться, чуть ли не хуже, чем вообще ничего не знать. На самом деле понимание движущих преступником религиозных мотивов почти не приблизило нас к его поимке.
— Но мы хотя бы знаем, где начать поиски, — возражает Ред. — Сдается мне, ставку надо делать на религиозных фанатиков. Бога ради, миллениум на носу! Вокруг полно полоумных, предсказывающих конец света и прочее дерьмо. Первым делом с утра понедельника начнем их проверять. Нужно опросить лидеров всех культов и поговорить со всеми священниками всех церквей Лондона. Все имеющее хотя бы отдаленное отношение к христианству должно быть, на хрен, рассмотрено под микроскопом. Придется тряхнуть даже тех ребят, которые торчат на углах и выкрикивают какую-то ахинею насчет Библии. И кое-что из перечисленного мы можем сделать уже завтра. Кто не против прогуляться к Углу ораторов?[11] Там всегда собирается немало всяческих придурков, шарахнутых Библией.
— Я думаю, мы не собираемся предавать это огласке, — говорит Кейт.
— Нет, — отвечает Ред. — Определенно нет.
— Но нам придется подключить к делу дополнительные силы, верно? Тут ведь нужно работать ногами, обойти весь город. Вчетвером, хоть бы мы работали круглые сутки, нам с этим не справиться до скончания века.
— Согласен, привлекать людей необходимо, но из этого не следует, что нам обязательно посвящать их в суть дела. Обойдутся. Но мы будем разрабатывать эту религиозную жилу, пока она не истощится, и уж что-нибудь наверняка нароем. Серебряный Язык думает, будто он Иисус Христос — я имею в виду, что он не играет, а на самом деле считает себя Иисусом. У такого человека должны иметься какие-то религиозные связи. Нам только и нужно, что их выявить.
— Но если мы теперь знаем, каким принципом он руководствуется, разве не наш долг предупредить людей?
— Как, Кейт? Как можем мы их предупредить? Выступить с заявлением насчет того, что людям со следующими именами следует оберегать свои задницы до тех пор, кавычки открываются, пока столичная полиция не арестует подозреваемого, кавычки закрываются? Это испортило бы все дело. Испортило самым, на хрен, поганым образом. Мы бы только замутили воду и взвалили на себя тысячи часов дополнительной, совершенно бессмысленной работы.
— Почему?
— Потому что к нам хлынул бы поток ложных заявителей, которых пришлось бы проверять, затрачивая на это время, а потом отпускать. Скорее всего, мы попутно раскрыли бы несколько преступлений, но вот Серебряный Язык залег бы на дно, еще глубже, чем нынче. Нет. Нам никак нельзя предавать это огласке.
— Но огласка могла бы возыметь противоположный эффект.
— Что?
— Если мы выступим с заявлением, это может побудить его раскрыться. Он исполнится решимости показать всем, что он настоящий Мессия.
— Кейт, пойми, этот малый уже глубоко уверен в том, что он самый всамделишный Мессия, какой только может быть. Надо думать, он целыми вечерами превращает воду в вино и переходит долбаную Темзу «по воде, аки по суху». По его разумению, он выполняет свою миссию именно так, как должно, и не откажется от этого, чтобы заявить о себе.
— Но это может продолжаться годами.
— Нет, — встревает Джез. — Не думаю.
Все взоры обращаются к нему.
— Почему нет? — спрашивает Кейт.
— Об этом уже говорилось, только вскользь. Миллениум. Вот почему он взялся за свои делишки. Какой у нас следующий год? Правильно, тысяча девятьсот девяносто девятый. Существует чертова уйма трактатов, прорицаний, предсказаний и тому подобного, где утверждается, что на пороге нового тысячелетия грядут великие события. При желании любой бред можно счесть пророчеством. Это может быть конец света, Третья мировая война, четыре всадника Апокалипсиса, Армагеддон, Судный день. Что в голову взбредет, суть не в названии. А в том, что расписание нашего убийцы приурочено к наступлению миллениума. К этому времени он должен разобраться со всеми «апостолами». И, думаю, не к самому концу года. Наверное, он подстраховался и зарезервировал время на тот случай, если где-то произойдет сбой.
В принципе все согласны с Джезом, хотя лишь отчасти.
— У него есть мастер-план. Он не просто выходит и убивает людей, откликаясь на произвольный внутренний порыв. Он готовится.
— К чему?
