Он также был первым апостолом, принявшим смерть за христианскую веру, и единственным апостолом, о смерти которого упоминается в Библии.
— Но ведь в Евангелиях говорится только о смерти Иисуса, не так ли? — уточняет Джез.
— Да. Но смерть Иакова помянута в «Деяниях». Вот, «Деяния апостолов», глава двенадцатая. События датируются примерно сорок восьмым годом новой эры. «В то время царь Ирод поднял руки на некоторых из принадлежащих к церкви, чтобы сделать им зло. И убил Иакова, брата Иоаннова, мечом».
Вы помните, Джеймс Бакстон вроде бы выпадал из ряда, потому что ничего похожего на символы Иакова Старшего, ни раковины, ни паломнического посоха, возле тела не нашли. Ну так в этом и надобности нет: он был обезглавлен, так же как Иаков Старший. Очевидно, Ирод, преследуя христиан, рассчитывал снискать популярность у евреев.
— А критерии нашего убийцы сюда подходят? — спрашивает Джез.
— Да. Иаков Старший считается святым покровителем некоторых групп паломников, ревматиков и военных — в том числе, разумеется, и свежеиспеченных выпускников Королевской военной академии. Предполагается, что святой Иаков был захоронен в Испании, в месте, ныне носящем название Сантьяго де Компостелла, которое в двенадцатом-пятнадцатом веках стало третьим по посещаемости центром христианского паломничества после Рима и Иерусалима. Средневековые пилигримы, собираясь в Компостеллу, вшивали в свою одежду раковины как талисман на удачу. Поэма Уолтера Рейли «Паломничество»[13], написанная им в ночь перед казнью, начинается словами о «раковине печали». А День святого Иакова приходится на двадцать пятое июля.
— А как Серебряный Язык находит всех этих людей? — недоумевает Кейт.
— Мы подойдем к этому через секунду, — обещает Ред. — Следующим, кто умер, был Барт — Варфоломей, или, как его называет Иоанн, Нафанаил. Мы, конечно, уже все о нем знаем. После смерти Иисуса он отправился проповедовать в Индию и Армению, и в Дербенте, это на Каспийском море, с него, живого, содрали кожу. В силу своего рода смерти он стал небесным покровителем кожевенников, а его поминание двадцать четвертого августа. Опять стопроцентное попадание. Затем настал черед Мэтью, или Матфея, хотя и Марк, и Лука в своих Евангелиях называют его Левий. Матфей был мытарем. Тогда это слово означало сборщика податей. Он взимал с евреев Галилеи налоги в пользу Ирода Антипы. Мытари были крайне непопулярны в народе, их сторонились и считали оскверненными, причем не только потому, что видели в них приспешников ненавистных римских оккупантов, но и поскольку они пополняли свою личную казну за счет вымогательства. В первом Евангелии подчеркивается, что Матфей был призван самим Иисусом, не погнушавшимся мытарем.
— И Мэтью Фокс служил в Управлении налоговых сборов.
— Именно. Поэтому и вписывается в общую канву. Святой Матфей — покровитель налоговиков, бухгалтеров и счетоводов. Его праздник — двадцать первого октября.
— Тот ли это Матфей, который написал первое Евангелие? — спрашивает Кейт.
— Возможно. Мнения ученых на сей счет расходятся.
Ред быстро поднимает глаза, посмотреть, есть ли еще вопросы, и продолжает:
— И тут мы подходим к сегодняшнему улову. Иуда, то есть Джуд, и Симон, то есть Саймон, оба прославляются сегодня, двадцать восьмого октября. Давайте начнем с Иуды, или, как его еще иногда называют, Фаддея. В наше время Иуда приобрел значительную популярность как святой покровитель безнадежных дел. И знаете почему? Его имя напоминает о другом Иуде, Искариоте, и поэтому обращаются к нему лишь в крайней нужде, совершенно отчаявшись.
— Отсюда и самаритяне, — высказывает догадку Кейт. — Последнее прибежище отчаявшихся. Тонкий подход.
— Да, но не только это, — говорит Ред. — У него неплохое чувство юмора, у Серебряного Языка. Кое-что имеет отношение к личным качествам убитого. Дело в том, что в первые века новой эры иудаизм был разделен на секты, самыми значительными из которых были фарисеи и саддукеи. Но Симон принадлежал к третьей ветви — зелотам, которые, представьте себе, славились своим неуступчивым, воинственным консерватизмом.
Джез громко смеется.
— Да, это как будто про него сказано, про Саймона Баркера. Тютелька в тютельку.
— Почему их почитают в один день? — спрашивает Кейт.
— По всей видимости, они вместе отправились в Персию, где и стали мучениками в Суанире.
— Удивительно, что Серебряный Язык так точно их подбирает, — замечает Кейт. — Если бы речь шла только о том, чтобы найти и убить людей с подходящими именами, это было бы просто, но ведь ему приходится подбирать и имена, и род занятий, да еще осуществлять привязку к конкретным датам. Это же сумасшедший объем работы. А что, если кто-то из намеченных жертв в нужное ему время уезжает в отпуск, ложится в клинику и так далее? Такая малость — и все идет насмарку. Приходится как минимум откладывать убийство на год, до наступления следующего праздника соответствующего святого.
— Мне кажется, — медленно говорит Джез, — он полагает, что все жертвы окажутся доступны ему в нужное время, ибо такова воля Бога.
— У меня начинает складываться впечатление, что в этом он, возможно, прав, — замечает Ред. — До сих пор добрый Господь явно не на нашей стороне, не так ли? Впрочем, удача еще может повернуться к нам лицом.
— Почему ты так думаешь? — спрашивает Кейт.
— Мы можем использовать собственную, строго выверенную тактику Серебряного Языка против него самого. Помните, в какое отчаяние приводила нас безмерная широта зоны поиска, когда мы думали, что дело в одних только именах? Дав нам эту зацепку относительно святых, он кардинальным образом сузил параметры наших поисков. Мы знаем, когда он собирается нанести удар, и уже неплохо представляем себе, какого рода человек находится в зоне риска.
— Но раз уж он дал нам наводку, — говорит Джез, — то должен быть совершенно уверен, что мы его не поймаем.
— Может быть. Но возможно, что излишняя самоуверенность не пойдет ему во благо. Чем больше информации в нашем распоряжении, тем больше шансов у нас его поймать. Он уже убил семерых. Значит, осталось пять апостолов, но лишь четверо святых.
— Потому что Иуда не был святым, — подхватывает Кейт.
— Именно.
— А по-моему, Иуду нам исключать нельзя, — возражает Джез.
— По-моему, тоже, — говорит Ред. — Но пока нужно сосредоточиться на том, что мы знаем. — Он поднимает еще одну стопку бумаг. — Вот. Это те, которые еще остались. Эндрю, то есть Андрей, Джон, или Иоанн, Питер, иначе Петр, и Томас, он же Фома. Мне пришлось заниматься ими в спешке, так что, хотя я расскажу вам все, что о них выяснил, большая часть этих сведений может оказаться не относящейся к делу. Наша задача как раз в том, чтобы просеять все это и отделить подходящие данные. Ясно?
Все кивают. Ред продолжает:
— Первый — Андрей. По роду занятий он был рыбаком и доводился братом Петру. Возможно, это что-то дает, а возможно, и нет. Не думаю, чтобы наш убийца занялся настоящими братьями.
— А почему бы и нет? — спрашивает Кейт.
— По двум причинам. Начать с того, что один брат может предупредить другого, ну а во-вторых, у нас уже имеется жертва, которой, если соблюдать и этот критерий, надлежало быть братом человека с другим именем.
— О ком речь?
— О Джеймсе Бакстоне, Иакове. У Иакова Старшего был брат Иоанн. Был брат и у Джеймса, только звали его Ник — именно он и обнаружил тело. Вот и получается, что Серебряный Язык, видимо, не трактует понятие «брат» буквально. Но вернемся к Андрею. Его именуют Первозванным, и во всех Евангелиях он упоминается в числе четырех первых апостолов. Как и Филипп, он, прежде чем последовать за Христом, являлся учеником Иоанна Крестителя. Когда Иоанн Креститель признал в Иисусе сына Божия, Андрей, услышав Предтечу, пошел к Петру и рассказал ему, что они обрели Мессию. Наряду с Филиппом Андрей особо упоминается в истории о кормлении пяти тысяч. Собственно говоря, он-то и нашел того паренька с изначальными рыбами и хлебами.
