— …площади, площади, площа-а-а-ди Золотого Сече-е-е-ния! — бодро подпевает Цербер.
Прогуляемся в первом слое!
— Достала эта реклама. Спамят с утра до вечера, — ворчит Эф, глядя на улицу через окно фургона.
Они как раз пересекают площадь Золотого Сечения, совершенно безлюдную, промяв колесами борозды в золотистом песке. В центре площади возвышается конкреция кулака. Словно он на ринге и ждет подходящего по размеру соперника.
— Эф! — Церберов «болтун» возмущенно чпокает.
Фестиваль Помощи Природе еще издали встречает их трескучими гроздьями салюта, а как только они въезжают на территорию, во втором слое включается оглушительное «Слушай мой пульс!» — последний музыкальный хит «Фестивальных страстей».
Они выгружают Матвея, Цербер фальшиво подпевает. Он любит фестиваль и ощущение праздника. Матвей мотает головой, словно пытаясь прогнать из нее громкие звуки, и слабо мычит. Он уже пришел в себя, но вялый, как зимняя муха, и при выгрузке почти не сопротивлялся.
В фойе зоны Паузы песня ловится хуже, чем снаружи, урывками, и звучит приглушенно. Матвей успокаивается. Он даже улыбается, когда видит клоуна со связкой воздушных шаров.
— У меня день рождения, — сообщает Матвей клоуну. — Это подарок? — он кивает на шарики.
Клоун подпрыгивает, оборачивается вокруг себя на одной ножке, щиплет себя за красный нос- пищалку, радостно кивает и протягивает всю связку. Матвей пытается взять веревочки рукой; тихо звякают наручники. Он застывает, изумленно уставившись на клоуна и словно бы силясь по звуку определить, что именно мешает ему принять дар.
Клоун быстро косится разукрашенным глазом на планетарников. «Принудительно», — шепчет Эф зеркальными губами. Цербер раздраженно кивает. Клоун съеживается и втягивает голову в плечи, изображая ужас. За преувеличенным, шутовским страхом в уголках его разноцветных глаз притаился, кажется, страх настоящий. Он не разглядел принудительного. Не заметил наручников. Хороший профессионал обязан всегда замечать такие вещи.
Матвей тем временем начинает всерьез нервничать. Судя по всему, он наконец вспомнил, как сюда попал и зачем. Он кидается было к выходу, но Цербер и Эф берут его под руки и стискивают с двух сторон.
— Адовы псы! — визжит Матвей. — Люди с зеркальными лицами! Люди без лиц!..
Предпаузники, возбужденно кучкующиеся у «Фото на память» и у «Все будет в порядке», начинают оглядываться. Быстро царапнув взглядом зеркальные маски планетарников и что-то для себя уяснив, клоун комкает размалеванное лицо в гримасу горя. Принимается громко рыдать и пускает два фонтанчика искусственных слез. Матвей умолкает на середине фразы и сочувственно смотрит на клоуна. Тот перестает плакать, улыбается белыми губами, снова давит на нос-пищалку, вручает свою связку шариков Эфу и извлекает из кармана конфету. Разворачивает шуршащий фантик. Матвей наблюдает за его действиями не дыша.
— Скушаем витаминчик! — торжественно провозглашает клоун.
Матвей послушно разевает рот, и клоун кладет ему на язык черный
переливающийся леденец. Потом раскланивается и, как бы подавая Матвею пример, бодро марширует в дальний конец фойе, ко входу в зону. Оттуда он счастливо машет Матвею рукой.
— Не ходи туда, разноцветный, — шепчет Матвей, завороженно глядя на клоуна. — Не ходи, у тебя там смоется краска…
Что-то странное со звуком — он вдруг врубается на полную мощность. Невидимый оркестр заходится тонкой электронной дробью, анонимная исполнительница множественными спазмами выталкивает из горла свою визгливую мантру. Цербер щерится и послушно кивает в такт, Эф копается в «сервисе» фестивальных настроек, надеясь отменить саундтрек (
— …Я вот в аккомпанементе никогда не нуждался, у меня все работало как часы, я тут, на фестивале, столько Родных в свое время настрогал!..
Его собеседник делает «страшные» глаза, моложавый оглядывается по сторонам и смущенно затыкается. Воцаряется полная тишина — и во втором слое, и в первом, словно уши залили чем-то густым и вязким изнутри и снаружи. Матвей сосредоточенно сосет леденец, он больше не кричит и не дергается, и они с Цербером усаживают его на цветастый диван. Старик погружается в изучение орнамента.
