«Молодец! Ты принял правильное решение! — внушает внутренний голос. — Действительно, отправляйся, барин, в магазин! Клянусь чем хочешь, еще до полуночи ты эту маленькую сладкоежку с подкрашенной челкой трахнешь! Прямо на прилавке!»
«Я еще не принял никакого решения! — возмущаюсь я. — Ведь если я сейчас уйду, я уже больше никогда сюда не вернусь, никогда не увижу Татьяну. Никогда! (Я почему-то знаю это твердо.)».
«Ну, как хочешь! — разочарованно буркнул внутренний голос и язвительно прошипел: — Посмотрим, что у тебя получится!»
Без одной минуты. Всего одна минута мне на размышленье. Один круг бега вечно куда-то спешащей секундной стрелки…
Наконец я набираюсь мужества и вхожу. Вхожу!
без номера
Всё это, конечно, замечательно! — скажете вы.
Наваял, так наваял, наш ты Микеланджело Буонарроти. Но при чем здесь «Семь колодцев»?
Вот читаем, читаем и ни хрена не понимаем — где же эти самые колодцы?
Ни семи, ни пяти, ни даже трех!
Хотя бы один колодец в натуре узреть!
Объясни немедленно, тудыть-растудыть твою!
Или ты просто скоммуниздил это название откуда-нибудь, для красоты и заумности?
Постойте, не гоните!
Я попытаюсь ответить на ваш вопрос…
Семь колодцев — это… м-м… Семь глубин познания. Семь философских истин. Семь блестящих заблуждений. Семь этапов жизни. Семь кругов ада. Семь историй. Семь любовных новелл…
Хватит или добавить?
Думаете, это я придумал? Хе-хе, ошибаетесь! Это вы так решили.
Каждый, прочитав мое сочинение, понял название по-своему.
Кто же из вас прав?
Вы скажете: истина одна — ее не может быть две или пять об одном и том же предмете.
Таким образом, прав только кто-то один из нас, а остальные, по меньшей мере, идут лесом, жуют опилки!
Это не бесспорное утверждение, хотя мысль, конечно, интересная, благоразумная.
Но… но понимаете, в чем дело?
Закон относительности восприятия.
Каждый из вас полон собственных впечатлений о жизни.
Собственных понятий, принципов, убеждений. И опыт — сын ошибок трудных… Поэтому каждый воспринимает мир очень лично. Присущим только ему взглядом.
Дешифрует поступающую информацию при помощи только ему известного кода. Поэтому правы все.
То есть истина заключается всецело в индивидуальном восприятии.
Другими словами — у каждого своя истина! Которая в вине…
Я ясно выражаюсь? Что-то не понятно?
Тут открыл я одну книгу и читаю в предисловии:
Это примерно то, что я вам пытаюсь пояснить, только языком другого психолого-антропологического вида…
Один не последний в Москве человек предположил: «Семь колодцев» — это семь канализационных люков на дороге.
Интересная позиция!
Неожиданная!
Вот этот взгляд!
Вот это глубина проникновения в материал! Это он о моей книге, или чего перепутал? И все равно!
Он — этот уважаемый человек — тоже прав.
Повторяю, каждый вкушает действительность под своим углом, видит то, что иному вовсе не доступно, и не видит того, что открыто другому.
В конце концов, каждый видит то, что хочет видеть и способен видеть, пусть даже это всего-навсего
Ну хорошо, выкрутился, подонок, скривите вы в отвращении губы, но ты еще не сказал, что есть для тебя самого «Семь колодцев»?
У тебя ведь должно быть собственное мнение.
Ведь ты, ё-моё, зачем-то выдумал это название.
Значит, ты подразумевал какую-нибудь стратегическую идею.
Для меня?
Ну, во-первых, ничего я не выдумывал и не подразумевал.
Во всем виновата та рыжая длинноногая девчонка!
А во-вторых, у меня действительно есть собственное мнение:
Семь колодцев — это «Прощание Славянки». Это погружение «Титаника» в ледяные воды. Это вертолетная атака Монте-Карло.
Не врубаетесь? Хорошо…
Семь колодцев — это Сталинградская битва, где много месяцев миллион упертых мужиков чистят друг другу хари не на жизнь, а на смерть.
Это Хиросима до и после…
Это звездные войны, ворвавшиеся в наш мир из виртуального пространства Лукаса.
Опять не дошло? Что ж…
Семь колодцев — это внезапное защемление полового члена при совокуплении.
Это боль анальной дефлорации.
Это Карабас-Барабас, Буратино, Пьеро и Артамон, насилующие по очереди рыдающую Мальвину.
Ну все, гад, достал! — уже злитесь вы.
Ладно, бог с вами, я вам отвечу, не таясь:
Семь колодцев — это присосавшаяся к самому дорогому месту мелкая крылатая тварь, выпучившая в экстазе свой стереоскопический желтый глаз.
Это остановленные настенные часы и повесившийся в шкафу армейский друг.
Это Азикофф, исчезнувший где-то между Москвой и далеким Норильском.
Это N, сделавшая свой печальный выбор.
Это Кальмар, навсегда погрузившийся в вечную мерзлоту солженицинских и довлатовских зон.
Это железная пластина в голове сошедшего с ума сокурсника Игоря…
И далее:
Это растерянный Алеша, которого крепко держат за яйца две ненасытных бабы, и каждая тянет к