За спиной чуть слышно скрипнула дверь.
«Опять, наверное, жена, — с неожиданной досадой оторвался я от рукописи. — И чего ей сегодня не спится?»
Однако это пришел кот. Наш огромный, пушистый, черный как смоль Жулик. Подошел поближе, уселся и уставился своими огромными желтыми глазищами на меня. Это он определяет, собираюсь я идти на кухню или нет. Если пойду — значит, и ему что-нибудь перепадет…
На кухню идти я не собирался. Чтение меня увлекло. Разве что кофейку поставить…
Поднялся-таки, потащился на кухню. Жулик шел рядом, жадно урчал, норовил потереться о ноги. Он у нас только тогда и бывает ласковым, когда знает, что ему дадут что-нибудь съедобное.
…Итак, Виолетта добровольно сунула голову в подобную историю. На нее это вполне похоже. Вот только где она сейчас? Наверное, спихнув на меня рукопись, сама слиняла куда-нибудь грехи с себя смывать. С нее станется. Вернется — а она с равной вероятностью могла бы сейчас находиться как где- нибудь в Сочи или даже в Эмиратах, так и в Салехарде или у тибетских монахов — и потом станет рассказывать об ужасах, которые ей довелось пережить в период, когда она была летописцем мафии. О, кстати, чем не заголовок для ее книжки: «Я была летописцем мафии»? Ее этот «Наследник Герострата» — совсем не то; нынешнему рынку заголовки покруче нужны.
Котяра извелся в своем отчаянном урчании и жалобном мяуканье.
— Да погоди, не умирай, — проворчал я. — Сейчас дам тебе что-нибудь.
Достал из холодильника кусок сырой печенки, бросил ее в кошачью мисочку. Жулик на это не отреагировал, продолжал тереться о мои ноги. Это у него как ритуал — авансом выпрашивает себе еще что-нибудь.
— Ну ты хам, — привычно проворчал я.
Чайник закипел. Я всыпал в свою огромную чашку ложку любимого гранулированного «Нескафе», залил шипящей водой. Достал из холодильника бутылку коньяка, налил немного в кофе. Заглянул в морозилку. Там коченели несколько куриных окорочков. Почему-то при виде этих заиндевевших кусочков мертвой плоти меня передернуло. Ведь когда-то и я буду вот так же лежать в холодильной камере морга. Жуть! Одно утешает: вера в то, что к тому времени душа моя уже промчится по темному тоннелю и ей будет тепло и уютно. Впрочем, еще неизвестно, что оно мне присудит, то неведомое Светило, которое станет разбирать мою жизнь на этой земле. От него люди еще назад возвращались. Но что находится за Чертой… Нам этого знать не дано.
Вот той же Виолетте ее поход за приключениями как должен быть зачтен?
Чего, впрочем, гадать? Надо сначала хотя бы рукопись дочитать.
Я захватил свою любимую пол-литровую горячую «бадейку» и опять побрел в кабинет. За спиной раздавалось смачное чавканье — поняв, что больше ничего выклянчить не удастся, кот принялся за свой завтрак.
1
На следующее утро я проснулась рано. Немного полежала, вспоминая прошедший день.
Дверь открылась. На пороге стояла Василина.
— Доброе утро, Виолетта Сергеевна, — приветливо и все так же сочувственно сказала она.
— Доброе утро, — я постаралась сказать эти дежурные слова тоже как можно ласковее.
В конце концов, похоже, здесь только эта немолодая уже женщина — единственный человек, который, как мне тогда казалось, относится ко мне с искренней приветливостью.
— Пора вставать. Ровно через сорок минут будет подан завтрак.
Против завтрака я ничего не имела. Меня страшило то, что произойдет после завтрака. Однако надо было вставать — хотя бы уже потому, что все намеченное Вячеславом Михайловичем все равно произойдет, независимо от того, буду ли я тому свидетелем.
Но я напишу, господин Самойлов, я все напишу! — словно утреннюю молитву повторила я про себя.
— Встаю, Василинка, встаю, милая.
Единственное, что в тот момент не давало мне покоя, — это постоянное сочувствие, сквозившее в глазах горничной. Неужто она знает о том, что меня ждет нечто такое, что мне можно посочувствовать? Или это просто чувство пожилой женщины, которая видит, что молоденькая дура вляпалась в сомнительную историю? Кто ее знает. Во всяком случае, слуги, насколько можно ориентироваться на примеры из литературы и кино, как правило, знают куда больше, чем того желают их хозяева…
Впрочем, спрашивать у нее что-нибудь все равно бесполезно. Тем более, она сама ведь сказала, что все в доме прослушивается.
Погоди! — сказала я сама себе. Но если прослушивается, значит, может и просматриваться скрытыми камерами!
Я невольно прикрыла руками груди и встревоженно огляделась. И тут же поняла, что это бесполезно — при современной технике спрятать камеру, наверное, не составляет никакого труда.
Самойлов-Кушка-Ашхабад
…Кушка оказался совсем небольшим городком, где военных было куда больше, чем местных жителей. Впрочем, наверное, правильнее было бы сказать иначе: это был большой военный городок с небольшим числом местных жителей, работающих на военных.
Вячеслав, как и было заранее оговорено, первым делом отправился в кафе, которому офицеры- остряки еще до революции присвоили название «Арктика». Здесь, где все друг друга знают, нужно было быть особо осторожным, чтобы любые контакты выглядели как можно более случайными и естественными.
В «Арктике» сидеть пришлось недолго. Кафе располагалось рядом со штабом дивизии, потому со спиртным там была «напряженка», а значит, и посетителей было немного. На сидевшего и с аппетитом обедающего Вячеслава поглядывали с любопытством, но никто не беспокоил.
А потом вдруг подошел кто-то, облаченный в полевую форму, но без знаков различия.
— Вы кого-нибудь ищете? — спросил незнакомец. — Вам помощь не нужна?
— Нет, спасибо, — спокойно ответил Вячеслав. — Все в порядке.
В самом деле, не он, а его уже нашли, о чем таким образом и известили.
— Ну тогда извините…
— Ничего, спасибо.
Значит, закладка уже произведена. Можно двигаться обратно.
Поезд на Ашхабад отправлялся в шестнадцать с копейками.
Вячеслав появился на вокзале перед самым его отправлением. Благо, тут можно было не опасаться опоздать — с любого, самого дальнего конца городка добраться до вокзала минут пятнадцать. Самойлов прошел в кассовый зал, совмещенный, как то водится на таких станциях, с залом ожидания. Ячейки камер хранения почти все были открыты — кто тут станет хранить хоть что-нибудь, в самом деле!
Шурави спокойно прошел к ячейке номер двенадцать. Она, как то и должно было быть, оказалась запертой. Курьер быстро набрал заранее оговоренный номер. Дверца щелкнула. Вячеслав опустил в щель пятнадцатикопеечную монету. Дверца распахнулась. Там стоял чемодан. Именно такой, в котором удобнее всего перевозить запрещенные грузы. Чемодан был абсолютно обычным — в меру потрепанным, в меру добротным. Таких по дорогам кочует — «мульены». Как тут за каждым уследишь.
Это был самый опасный момент, понимал Вячеслав. Потому что сейчас от него абсолютно ничего не зависит. Он коснется ручки — и после этого никак не сможет откреститься от содержимого.
Однако ничего не произошло. Он спокойно взял чемодан и вышел на перрон.
Наутро Вячеслав был уже в столице Туркмении.
