— Я думаю, что здесь собраны вырезки из газет, которые содержат информацию о преступлениях и происшествиях, которые либо каким-то образом имеют отношение к Вячеславу Михайловичу, либо по каким-то причинам ему интересны.
— Звучит логично, — признала я.
— Звучит-то оно, конечно, логично… — вздохнул Петр Васильевич и умолк.
— Но что? — заинтересовалась я.
Он пожал плечами. Сказал после паузы:
— Посмотрите, сколько места занимает только собранная подборка о трупах! — и добавил вполголоса — Что же творится на нашей земле…
10
— Петр Васильевич, — проговорила я едва ли не с подхалимской нежностью. — Вы только не сердитесь на меня за мои вопросы. Хорошо?
Мезенцев оторвался наконец от окна. Вернулся к своему креслу и уселся в него. Закинул ногу на ногу.
— Спрашивайте, — сдержанно кивнул он.
Похоже, у Мезенцева было сейчас именно то настроение, не воспользоваться которым было бы грешно.
— И все-таки, как же вы попали в команду Самойлова?
Мезенцев кивнул: мол, именно этого я от тебя и ожидал.
— Я могу вам об этом рассказать, — произнес он. — Но только сразу предупреждаю, что история эта непростая, да и не слишком интересная для постороннего человека. Я уже говорил вам, что я в прошлом кадровый военный, — начал Петр Васильевич. — Полтора года пришлось повоевать в Афганистане… Потом в новогоднюю ночь на девяносто пятый год штурмовал Грозный…
— Ну и что потом? — спросила я, постаравшись придать своему голосу как можно больше доброты и сердечности.
— А что потом? — пожал он плечами. — Потом мне стало совершенно ясно, что пора уходить из нашей славной, непобедимой и легендарной Красной Армии, потому что ничего хорошего для нее в перспективе я не вижу.
— И все-таки, Петр Васильевич, как вы попали в команду Самойлова? — чувствуя, что он вновь пытается уйти от ответа, повторила я.
— Да, команда Самойлова… — задумчиво повторил Мезенцев. — И в самом деле, в команде Самойлова… Я его давно знаю. Когда-то давным-давно, когда я был еще совсем молодым офицером, Вячеслав… Как бы это сказать помягче… Короче говоря, он сделал большую подлость, косвенно подставил меня. А потом, если говорить честно, откупился от меня. У меня не хватило духу от этих денег отказаться. Ну а долг платежом страшен. Короче говоря, сейчас, через много лет, когда меня выперли из армии, мы с ним встретились. И вот… — начальник охраны широко повел вокруг себя рукой. — И вот я оказался здесь.
Раздался ставший уже привычным мелодичный звук. Петр Васильевич мгновенно подобрался. На глазах превратился из взволнованного мужчины в спокойного и выдержанного начальника охраны секретного объекта.
Часть четвертая
Я невольно взглянул в окно. Светало. Это что ж, я всю ночь, выходит, просидел над рукописью? Вот увлекся…
Не забыть бы, чуть попозже шефу позвонить, отпроситься на сегодня. Во-первых, какой из меня сегодня работник, если ночь не спал? Ну и потом очень хочется дочитать.
Ну, Летка, ну, натворила ты дел!
Вся эта история, конечно, интересна. И изложила она ее неплохо. Довольно скучные диалоги перемежила остренькими фрагментиками — это, конечно, нормальный ход.
…Где мой кофе? Опять кончился. И во рту противный привкус, который бывает, когда выпьешь слишком много этого напитка.
1
Проснулась от того же звукового сигнала. Первым делом взглянула на часы. Шесть. Что-то рановато сегодня… Нет, все-таки приятно даже в такую рань подниматься, если тебя будят таким вот образом.
Накануне я легла поздно. Сначала просто не могла успокоиться после разговора с Мезенцевым, потом вновь взялась за рукопись Самойлова и увлеклась чтением. Что и говорить, Вячеслав Михайлович — способный человек, он и сам вполне справился бы с книгой. Однако он пригласил автора со стороны. Наверное, сказывается то, что у него просто не хватает времени — писательство действительно его много отнимает, не дает возможности отвлекаться на посторонние предметы. Но главное, наверное, в другом. Наверное, Самойлов, сознательно или нет, хочет, чтобы его описали неким современным суперменом, этаким подлинным главарем мафии, крутым гангстером… Даже не так. Ему просто очень хочется найти в глазах другого человека, особенно красивой женщины, подтверждение своего превосходства над окружающими. Одно дело самому себя так представить — и совсем иное, когда ты будешь так выглядеть при описании, так сказать, со стороны.
…Интересно, появился Вячеслав Михайлович или нет? К этому вопросу у меня сложилось весьма неоднозначное отношение. Слов нет, я бы предпочла, конечно, чтобы он не появился, чтобы я смогла денек спокойно поваляться в постели, листая его записки и беседуя с Петром Васильевичем… Ну ничего себе, я сама себе загнула: поваляться, беседуя с Петром Васильевичем… Интересно, я и в самом деле хотела бы поваляться с Петром?..
Впрочем, сейчас не о том. О Мезенцеве я подумаю потом. Тем более что тут есть о чем подумать.
Так о чем это бишь я? А, хотела бы я, чтобы появился Вячеслав Михайлович… Как это ни странно, быть может, даже стыдно, преступно признаваться, но… хотела бы! Даже кровь, которую я видела позавчера, тот выбитый из глазницы глаз теперь уж воспринимались не как нечто ужасающе-страшное, а как будоражащее приключение, заставляющее чаще биться сердце.
Я почему-то раньше никогда не задумывалась о том, что происходит в мгновение, когда живая плоть вдруг превращается в мертвое тело… Вот он, тот раненый боевик, сидел живой, волновался, морщился от боли, интересовался, куда его везут. Поддерживал пробитое пулей плечо, стонал, но — жил! А через мгновение вдруг перестал жить.
Что же случается с человеком в это неуловимое мгновение? И вообще: что делает человека живым? Кто же прав: те, кто ищет, где же у человека находится душа, или те, кто утверждает, что этой самой души не существует, а есть одна только физиология?
И потом, почему человек так противоречив: боится и при этом тянется к мертвому?
Мне, например, по-настоящему жаль всех этих парней, которые погибли на моих глазах: охранников, того программиста, равно как и обоих боевиков. Ведь все они еще только вчера были живыми людьми! И в то же время мне бы… Не то что хотелось бы увидеть «живую» смерть еще раз — не так… И тем не менее было в том нечто привлекательное, зовущее пережить вид чужой смерти еще и еще раз.
