– Тридцать карат, – сказала Мэй. – А может, и больше.
Антон присвистнул.
– Вы бы слышали стихи, – пробормотал поэт, чуть не плача. – Только Архитектор мог…
Антон тем временем вывел машину из переулка на бульвар. Нам попалась еще одна тачка стражей. Она мигнула нам фарами и помчалась дальше.
– Отдай мне кристалл, – сказал я лейтенанту.
Мэй даже не обернулась.
– Кристалл должен быть у меня.
Я попробовал настоять на своем.
– Мы на это не заключали договор.
Ну да, тут я лоханулся, никак иначе и не скажешь, но я не собирался просто так сдаваться.
– Не заключали. Но я могу раскрыть футляр на расстоянии. Хоть сейчас.
– Только попробуй!
– Да ладно, ничего страшного, посидим все вместе на минус седьмом, пока Пелена не квакнется, потом Врата Печали откроют, и мы окажемся на свободе…
– Все просрав, – в тон мне ответила Мэй.
– Мне не привыкать. Ты же знаешь мое любимое занятие – валяться на койке. Это можно делать и за Вратами Печали. Тем более что осталось всего ничего… Сколько ты там предрекла Пелене? – спросил я небрежным тоном.
Она помедлила, потом отдала мне футляр.
Я опустил его во внутренний карман куртки. Кажется, мне впервые удался блеф. На расстоянии футляр я открыть не мог. Да и никто не мог. Это же не за?мок, который помнит импульсы моих браслетов. И хотя я уже видел, каков он, кристалл, меня все равно тянуло взглянуть еще раз. Я уверен – всех тянуло, и поэта, и Мэй, разве что на Антона кристалл не действовал. Пока.
Надо же, тридцать карат! Величина! Говорят, у первого магистра Бертрана был камень на сорок пять, но ведь на то он и первый – с его помощью появился в Океане наш остров. Есть законы, которые с тех пор вошли в обязательный кодекс, так называемый незыблемый блок, их всегда зачитывают первыми при установлении новой Пелены. И только потом свежеиспеченный магистр озвучивает все то, что навыдумывал за годы правления своего предшественника. Хотя бывали случаи, когда магистр импровизировал. Например, магистр Кларенс в числе основных законов провозгласил, что муж должен спать с женой не меньше двух раз в неделю, а каждый квартал Альбы Магны обязан держать пасеку для опыления цветов. За время правления Кларенса (на счастье, оно длилось всего три года) цены на всякие возбуждающие средства взлетели до небес, а народу от укусов пчел (несчастные аллергики!) погибло больше, чем за последнюю десятидневную войну с Северным архипелагом. Некоторые утверждают, что магистр дает такие законы, какие требует от него кристалл. Но я не особенно в эту байку верю. Хотя после создания Пелены магистр и его кристалл устанавливают своеобразный симбиоз – чем больше кристалл, тем дольше живет магистр, если, конечно, сумеет дать свод выверенных законов, которые не потребуют от кристалла постоянно расходовать энергию и искажать Пелену в угоду буйной фантазии законодателя. Вся прелесть Пелены в том, что она дает ни с чем не сравнимое чувство уверенности. Простой обыватель знает, что в его доме будет тепло, на столе – сытный обед, разбойник не ограбит его, а страж защитит, никто не посадит невиновного за решетку, а если преступление все же совершено – всегда есть непокорные и неподвластные, – то преступника непременно найдут и накажут.
Дело за небольшим – правильно создать Пелену закона.
Глава 4
– Куда теперь ехать? – спросил Антон.
– К Максиму, – ответил я тут же, опередив Мэй.
– Максим, он кто, Охранник кристалла? – спросил Антон.
– Якобы Разрушитель, – фыркнула Мэй.
– Он прежде всего синоптик. Если вы собираетесь управлять синевой без синоптика, то я вам не завидую. – Я намеренно придал своему голосу менторские нотки. Уверен – стражи подобные интонации в голосе обывателей терпеть не могут.
– Разумеется, я знаю, что он синоптик, – сухо отозвалась Мэй. – Но поверь, Разрушитель из него дерьмовый. Кажется, я это уже говорила.
Навстречу попалась еще одна тачка стражей, и я невольно пригнулся.
– Не высовывайся! – приказала Мэй.
Как вы понимаете, внешность у меня приметная, и Мэй попросту не хотела, чтобы кто-то видел, что в машине стражей сидит заправщик. В предстоящие дни именно заправщики станут биться за право сменить профессию и переселиться из скромной конторки в роскошный дворец магистра рядом с Двойной башней. Похоже, что мы с Мэй опередили других в создании команды.
Многое в происходящем мне было вроде бы ясно. Но на один очень важный вопрос у меня пока что не было ответа: а кто, собственно говоря, претендует на пост магистра в нашей команде? На кого я буду в ближайшие дни – а вернее долгие годы – работать? И ради кого стану рисковать жизнью?
А вот Мэй, похоже, знала ответ на этот вопрос.
Большинство жителей даже в это утро еще ни о чем не ведало. На рынке торговали копченой рыбой, тут же, на маленькой площади, дамочки спорили из-за шелковых лент с галантерейщиком, дрались мальчишки в переулке.
Идти к Максиму без еды – самое распоследнее дело, потому я купил две копченые рыбины, еще теплые, одуряюще пахнущие, золотисто-коричневые, их завернули в промасленную бумагу и вручили мне как долгожданный приз. Одно время я мечтал стать рыбаком на Внутреннем море – но эти мечтания из тех, что мы даже не пытаемся осуществить. В соседней винной лавке я приобрел оплетенную бутыль вина в три литра. Не самое лучшее, кисловатое «Дон Чезе», но уже к вечеру будет не найти и такого. Синеватые огоньки, стекая с моего браслета, тихонько потрескивали в оплетке бутыли. Ничего страшного – огонь этот холодный и ничего подпалить не может. Пока.
С «боеприпасом» я принялся карабкаться по крутой каменной лестнице наверх. Мэй и Антон, оставив тачку на стоянке, двинулись следом.
Был выходной, и, когда мы прибыли к Максиму, он валялся на диване перед стереовидом. Ящик у него был старый и показывал нечто мутно-зеленое. Об объеме тут речи вообще не шло. Кролик, помнится, утверждал, что Макс ящик отремонтировал. Скорее всего, стереовид так выглядел после того, как Макс покопался в его внутренностях. Сам Кролик еще не явился, и Макс пялился в ящик в гордом одиночестве.
На столике рядом с диваном на тарелке усыхал ломтик пиццы, а в большой стеклянной кружке утрачивало остатки пены темное пиво.
– Пожрать принесли? – спросил Макс, не вставая с постели, и скривился, узрев в ящике нечто неприятное. Что именно – я разглядеть не сумел.
На то, что со мной явились стражи, он, кажется, даже не обратил внимания. Во всяком случае сделал вид. Наверное, Макс был в душе поэт, как и Ланселот, – только поэты так пренебрегают стражами.
– Вообще-то… – начал было я.
– В соседнем доме есть ресторанчик, там можно взять на вынос – лучше всего печенку под соусом с грибами и салат. А пиво покупайте на улице в ларьке. Там пиво живое, не то что в бутылках.
– Я не люблю печенку, – сообщил поэт.
– А тебя вообще никто не спрашивал, – осадил его Максим. – Кто он такой?
– Поэт. Ланселот. Новый член нашей команды.
– Зачем нам поэт?
