мягким и покладистым. Но он умел кусаться. И обожал грызть морковь. Наверное, за эту свою привычку он и получил прозвище.
– Черный Кролик, – повторил я на этот раз без хмыканья, – до настоящих копей тридцать стандартных суток пути. Если ты силен в арифметике, то мог бы сообразить, что после того, как мы пройдем тридцать дней туда, нам придется идти тридцать дней обратно. И на этот срок у нас с тобой не хватит оставшегося концентрата. Даже если нас ни разу не штрафанут. В чем я сильно сомневаюсь.
Он что-то прикинул в уме и сказал:
– Не хватит.
– Вот видишь! А консервов мы взяли вообще на десять дней. И нам нечего продать. То есть мы прежде могли продать немного концентрата. А теперь нет. Мы – корм для псов ведущего.
– Тогда зачем мы идем? – Он изумленно глянул на меня своими огромными синими глазами.
– Вот и я про то же. Кристаллов нам не видать. Но мы еще сумеем вернуться назад.
– А чем мы будем заниматься на берегу?
– Неужели не сообразил? Продадим наши лыжи, нарты, палатку, купим лицензию, лодку и будем доить Океан – прессовать синеву в бутыли и продавать искателям кристаллов. Заправщиков здесь не так уж много, если ты еще не успел заметить.
С минуту он беззвучно шевелил губами – мне показалось, он вычислял, сколько можно получить за палатку и нарты.
Потом кивнул.
Вы небось уже подумали: какие они идиоты, почему не сообразили все раньше? Ну, во-первых, про тридцать суток пути я узнал случайно – на первой стоянке. В поселке все уверяли, что идти надо дней десять, не больше. Во-вторых, нам с Кроликом было по семнадцать, и мы всю жизнь провели под Пеленой. В-третьих, о штрафах в виде отбора концентрата нас никто не предупредил. Если вы думаете, что поступили бы умнее на нашем месте, значит, вы выросли на нашем острове и никогда его не покидали.
Поутру, едва выйдя со стоянки, мы отстали от партии. Больше всего я боялся заблудиться в белой мгле, вот почему решил повернуть назад как можно быстрее. Но все оказалось совсем не так просто, как я думал. Едва последний идущий скрылся впереди в мутной дымке и мы остановились малость передохнуть, как я услышал визг полозьев: в следующий миг из белого сумрака вырвались нарты замыкающего. Здоровый мужик стоял на полозьях и правил упряжку в нашу сторону. Двенадцать собак, все как одна светло-серой масти, раскормленные, с прозрачными светящимися глазами, неслись по плотному снегу со скоростью гоночной яхты.
Я уже открыл было рот, чтобы выдать ему приготовленную байку об обмороженных руках и ногах, о ломоте в суставах и страстном желании вернуться, как Кролик ударил меня в бок, и я опрокинулся в колючий снег. Падая, я услышал выстрел.
Я плюхнулся удачно – рядом были мои нарты, а поверх лежала пузатая титановая бутыль с концентратом. Левой рукой я схватил бутыль, правой вырвал пробку и плеснул синеву в рвущиеся на меня нарты, плеснул вверх – чтобы прошло выше мчавшихся псов, но досталось человеку. Краем глаза я увидел, как Кролик выбросил вперед руку и повернул кисть, будто включал невидимый кран. Мутным отсветом блеснул браслет заправщика. Я просто увидел его жест, не сообразив еще, что передо мной начинающий Лоцман, направляющий волну. В следующий миг я выхватил кресало из наружного кармашка своих меховых лохмотьев и прыгнул в сторону, уворачиваясь от несущихся на меня собак.
Впрочем, кресало не понадобилось. Охотник, увидев мой кувырок, выстрелил снова. Я почувствовал, как обожгло бок, будто кто-то ковырнул острым ногтем под ребрами. А потом нарты превратились в пылающий факел – в момент выстрела наш охотник уже въехал в концентрат синевы, и она облепила его не хуже густой сметаны. И этот факел на полной скорости промчался мимо меня, ветер раздувал пламя. Я вскочил и кинулся за нартами, надеясь поймать упряжку. Куда там! Псы, выкормленные человечиной, рвались вперед, полозья с визгом резали снег, и в ледяных торосах плясало отражение пламени. Я не сразу сообразил, что человек на нартах жив и пытается – пусть и совершенно безрезультатно – сбить пламя.
Охотник наконец спрыгнул в снег. Или попросту свалился. Когда я добежал до него, он уже перестал шевелиться. Черный тлеющий остов на белом искристом снегу – вокруг разлетались черными кляксами хлопья жирного пепла. А в белой мгле удалялся строго на север (во всяком случае я полагал, что там север) оранжевый танцующий вверх и вниз огонек – горящие нарты, запряженные людоедами-псами.
Первым делом я запустил руку под парку и свитер и ощупал бок. Рана оказалась несерьезная – пуля лишь пробила одежду и ободрала кожу. На всякий случай я приложил к ране кусок тряпки, намоченный концентратом синевы (дезинфицирует не хуже спирта, если кто не знает, жаль только, что пить синеву нельзя, но если посмотреть с другой стороны – со стороны детей, матрон и общества трезвости, то это благо). У Кролика имелась при себе аптечка, и он кое-как закрепил мою тряпицу пластырем.
Поскольку упряжку мы упустили, то назад к берегу двинулись пешком. Разумеется, мы заблудились. Я даже не удивился, когда спустя четыре часа мы так и не вышли к поселку. Не вышли мы к нему и через шесть часов. Потом я перестал считать время. Мы просто брели. Было не слишком холодно. Не свет и не тьма, некий сероватый кисель, сквозь который мы шли, не позволял нам ориентироваться в нагромождениях льда. Пеленгатор вроде бы работал – во всяком случае, я следовал его стрелке, и мы послушно двигались на север по подсказке спятившего прибора. По всем расчетам мы должны были уже очутиться на берегу Океана. К счастью для нас, было не слишком холодно, иначе бы мы попросту свалились и замерзли. Дважды мы останавливались передохнуть и разогреть консервы. Синевы у нас оставалось на самом дне баллона – большую ее часть я щедро выплеснул на охотника. Иногда я начинал думать, как это здорово, что мой друг Лоцман. И что это дважды здорово – Лоцманы вообще большая редкость среди заправщиков. Почти все мы умеем поднимать волну – весь вопрос, насколько сильную, – немало умельцев могут ее обсчитать, еще больше разрушить, а вот Охранники и Лоцманы – таланты штучные, и порой случается, отряд для захвата Двойной башни не удается сформировать лишь потому, что не хватает кого-то из этих двоих. А я нашел Лоцмана здесь, на Ледяном континенте, благодаря счастливой случайности. Теперь нам надо лишь добраться до берега, малость поработать, торгуя концентратом, а потом отправляться сколачивать группу…
О том, что у нас осталось всего ничего концентрата, и о том, что я ранен и Лоцман может меня попросту бросить (или пришибить), я тогда не подумал. Я просто знал, что он мой друг.
А потом мы нашли палатку.
Я с первого взгляда понял, что она стоит здесь не день и не два, а годы и годы. И значит, мы заблудились серьезно. И еще я понял, что тот, кто эту палатку поставил, так и не покинул стоянку.
Мы расчищали снег деревянной лопаткой и просто руками, разгребали долго, пока наконец не открылся вход. Можно было, конечно, разрезать палатку, но мы, все еще надеясь добраться до берега, хотели сохранить такую ценность. К тому же найденная палатка была хоть и меньше по размерам нашей, но куда прочней и теплее. Наконец мы забрались внутрь, и Кролик зажег фонарик. Мы нашли то, что ожидали найти, – два замерзших трупа. Один сидел, прислонившись к объемистому титановому бачку для концентрата, второй лежал, скрючившись, в стороне. Одежда на обоих была растерзана. Я поначалу подумал, что их изорвали зубами собственные псы, потом сообразил, что на одежде следы не зубов, а ножа – кто-то резал их одежду в поисках… Ну конечно! Кристаллов. Эти ребята заблудились, но не по дороге к копям, а возвращаясь к берегу. А может, и не заблудились, может, их просто убили – я слышал о бандах, что встречают партии на подходе к береговой полосе.
Кролик разочарованно вздохнул и сказал очередное: «Как плохо!» – он тоже наверняка подумал о возможности найти кристаллы в карманах у мертвецов и о том, что нас опередили. Судя по тому, как занесло снегом палатку, было ясно, что ограбили этих ребят давно. А после сюда никто не наведывался. Первым делом я глянул на индикатор титанового контейнера. Нам повезло – концентрата синевы оставалось пусть и на самом дне, но вполне достаточно, чтобы всю ночь обогревать палатку.
Потом мы выволокли мертвых наружу, включили обогреватель, поели и завалились спать. Спали мы долго, как потом я выяснил – часов пятнадцать. Но в палатке было тепло, мы наелись и, ни секунды не раздумывая, забрались в спальники мертвецов.
А утром, когда я вылез из палатки, то увидел, что в бирюзовом небе у самого горизонта висит солнце. Белая мгла истаяла. Я проверил пеленгатор. Теперь, когда вовсю светило солнце, проклятый прибор
