— К тебе кто приходил? — шепотом спросил Кука у Приска.
— Почем я знаю? В темноте не разглядишь, хороша ли девчонка.
— А со мной хозяйская дочь была, — похвастался Кука.
— Неужели? Может, просто похожа. На ощупь, — уточнил Приск.
— Вот, гляди! — Кука раскрыл ладонь.
Изящная золотая сережка в виде виноградной лозы лежала на ладони.
— Подарила или обронила? — спросил Приск.
— Сам догадайся! — засмеялся Кука. — А тебе что подарили? — обратился он к Молчуну. Этот парень и трех слов не сказал за все время их знакомства. Никто даже имени его не запомнил — Молчун, и все.
— Я бритву у цирюльника стащил, — сообщил Молчун.
— А я… у меня три раза… Венерин спазм… вот! — заявил вдруг Квинт.
Квинта стало трясти так, будто было сейчас не лето, а февральские календы,[35] у бедняги зуб на зуб не попадал.
— Ты чего? — спросил его в изумлении Кука.
— Н-не знаю, — выдавил тот, клацая зубами. — Н-никак не с-справиться.
Кука дал ему глотнуть из своей фляги.
Квинт выпил пару глотков, утерся ладонью.
— Вроде полегчало, — признался неуверенно.
Не сговариваясь, все остановились и поглядели на ворота лагеря.
— Ведь мы еще не давали присяги, так? — выдавил Квинт. — Если убежим, это не дезертирство.
Обращался он явно к Приску. Но тот лишь пожал плечами: сказать точно, могут они теперь удрать или нет, не мог даже он.
— Нас ведь записали, — напомнил Малыш.
— Ладно, переживем! — расхрабрился Кука и первым шагнул в ворота. — По-моему, нас встретили очень даже дружелюбно.
Глава III
День первый
В этот раз лагерь встретил их недружелюбно даже по меркам Куки. Воплями встретил. Истошными криками привязанного к столбу человека. Голый, он обвисал на веревках мешком. Центурия легионеров, выстроенная в два ряда по обе стороны столба, производила экзекуцию. Выйдя из строя, легионер наносил удар прутом по спине и, передав орудие пытки следующему, становился в шеренгу напротив. Судя по длине двух построений, парень на столбе получил уже ударов пятьдесят. Одни соратники щадили несчастного, замахивались только для вида, другие били так, что летели клочья кожи.
При каждом ударе парень выкрикивал:
— Это не я!
С десяток ветеранов, из тех, кто был освобожден от ежедневных трудов легиона, наблюдали за экзекуцией, оценивая удары и шансы парня получить все сполна или потерять сознание прежде.
Происходящим руководил центурион. Не Валенс — другой. Вид этого другого очень не понравился новобранцам, несмотря на то что выглядел центурион потрясающе — в начищенной лорике,[37] с серебряными фалерами[38] на груди, с алым поперечным гребнем на сверкающем шлеме. Был этот центурион мужчина зрелый, но еще совсем не старый, гораздо моложе Валенса, с виду самоуверенный и спесивый. Его темные, похожие на окатанную гальку глаза без блеска смотрели холодно, и с этим человеком не хотелось встречаться взглядом. С ним вообще не хотелось встречаться.
Оставалось еще ударов десять, когда несчастный наконец перестал кричать и обвис на столбе.
— Хватит! — рявкнул центурион. Помедлив, махнул рукой — отвяжите.
Двое солдат спешно освободили от пут потерявшего сознание парня и унесли.
— За что его так? — пробормотал вновь начавший дрожать Квинт.
Иммун,[39] наблюдавший за экзекуцией, окинул насмешливым взглядом новичков.
— Что, впечатлило? — подмигнул трясущемуся Квинту. — Готовьтесь, парни, вам это еще предстоит.
— Так за что? — теперь задал вопрос Приск — спросил требовательно, надменно.
— За ерунду какую-то, — отозвался ветеран, — Нонний — зверь, сам не свой, если кого-нибудь поутру не выпорет. Вас не к нему в центурию определили?
— К Валенсу.
— Ну да, в пятьдесят девятую. Валенс тренирует новобранцев. Наберет полную центурию — будете у него под началом и дальше. Да не трясись ты! — Ветеран несильно ткнул Квинта в плечо кулаком. — Еще успеет Нонний отведать вашей кровушки, непременно прицепится. Ждите. — Кривая усмешка перекосила лицо иммуна.
Видимо, сам он тоже побывал у этого столба и отведал палки Нонния.
— Не больно он молод для центуриона? Или такой хороший воин? — одолело Куку сомнение.
— Хороший воин?! — Ветеран расхохотался. — Сын примипила, сначала в провинции при декурионе[40] какого-то городка подвизался, потом папаша устроил его на должность. Патрон-благодетель ему вооружение справил. Знаешь, сколько стоит оружие центуриона? Сорок тысяч! Старый солдат копит на такую роскошь несколько лет. А этот р-раз — и с неба упала милость. Так что Нонний зверствует по двум причинам — хочется власть показать, мол, недаром он палку из виноградной лозы получил… — Иммун замолчал.
— Это первая. А вторая?
— Натура такая. Нравится ему чужую плоть рвать на куски.
Новобранцы принялись потихоньку пробираться к своему бараку.
— Назад никак нельзя? — шепотом спросил Квинт.
— Н-не знаю, — ответил Кука. — Главное, на какие доходы ехать в Италию, а? У меня ни асса не осталось. Только тессера к нашему кабатчику. Можно напиться.
Они сбились в кучу и стояли, понурив головы. Тоскливое ощущение безысходности разом навалилось на всех.
— Двадцать пять лет, однако… — пробормотал Квинт. — Даже из рудников после десяти лет освобождают и переводят на легкие работы…
— Да ладно вам! — приободрился Кука, плечи расправил, оскалился, что должно было изображать улыбку. — Наверняка будет война. Раз война — значит, добыча! И потом… — он понизил голос, — хвала богам, мы попали к Валенсу, а не к этому живодеру.
— Сегодня Валенс, завтра другой, вроде этого Нонния. — Квинт едва не плакал.
— Эй, ребята!
Они оглянулись. Ветеран, оказывается, шел за ними.
— Главное — первые четыре месяца пережить. Потом обнюхаетесь, все наладится.
— Так за что все-таки этого парня били? — вновь стал приставать с вопросами Квинт.
— Говорят, кто-то подрезал сухожилия кобыле Нонния и его мулу. Так что центуриону придется раскошелиться на новую животину. Вот центурион и подумал на этого парня…
— Так это он…
— Он только подумал, — перебил иммун, — точно никто не знает. А кто знает — молчит.
