любовь к прекрасному еще до того, как он родится: внутри тебя он уже будет знать, что ему предназначено танцевать. — Она посмотрела на мои ноги, наконец зажившие: — Как твои пальцы?
— Прекрасно, — уныло ответила я, хотя в действительности в дождливую погоду они ныли.
Когда рядом не было Кэрри, с меня не спускала глаз Хенни. Она поразительно быстро старела. Я беспокоилась за нее. Она изо всех сил пыталась придерживаться строгой диеты, на которой настаивали оба ее «сына-доктора», но на деле ела все, чего душа просила, не особенно считая калории и процент содержания холестерина.
Ребенок Джулиана, его частичка, оставшаяся со мной, помогал скоротать длинные горькие дни. Скоро подошло Рождество, и я так раздалась, что сочла за благо не появляться на людях. Но Крис, а с ним и Пол утверждали, что поход по магазинам будет хорошим поводом развеять-ся.
Я купила старинный золотой медальон, чтобы послать его мадам Зольта, а внутрь вложила две наших с Джулианом фотографии в костюмах Ромео и Джульетты.
Вскоре после Рождества от нее пришел ответ с благодарностью.
«Дорогая Кэтрин, радость моя!
Твой подарок — самый лучший. Я горюю о твоем муже, прекрасном танцовщике. Горюю и о тебе, тем более, если ты решила больше не танцевать только потому, что стала матерью! Ты бы давным-давно стала прима-балериной, выказывай твой муж меньше заносчивости и больше уважения по отношению к начальству. Поддерживай форму, занимайся, забирай ребенка с собой, и мы будем все вместе жить у меня, пока не найдется новый danseur для нежных чуйств. Жизнь предоставляет нам много возможностей, а не одну-единственную. Возвращайся».
Ее письмо вызвало у меня тоскливую улыбку. Она так и написала — «чуйств».
— Что это ты так улыбаешься? — поинтересовался Пол, откладывая медицинский журнал, который, стало быть, поглощал его внимание лишь отчасти.
Смутившись, я наклонилась, чтобы передать ему письмо. Он прочел его и протянул ко мне руки, приглашая пристроиться у него на коленях. Я всей душой откликнулась на это приглашение: я так изголодалась по нежности. Без мужчины жизнь казалась мне пустой.
— Ты могла бы продолжить свою карьеру, — ласково проговорил он. — Хотя я и молю Бога, чтобы ты не уехала обратно в Нью-Йорк и не бросила меня опять одного.
— Жила-была, — начала я в ответ, — прекрасная белокурая пара родителей, давшая жизнь четырем детям, которым лучше бы вообще не рождаться на свет. Детей своих они обожали сверх всякой меры. А потом отца убили, и мать переменилась, напрочь позабыв про любовь, ласку и внимание, в которых так отчаянно нуждались эти дети. Теперь погиб еще один прекрасный муж, и я не допущу, чтобы мой ребенок чувствовал себя брошенным, сиротой, нелюбимым, ненужным. Когда он заплачет, я буду с ним. Всегда буду с ним, чтобы у него было ощущение надежности, чтобы он знал, как сильно его любят. Я буду читать ему, петь ему, и он никогда не почувствует себя отвергнутым и преданным, как когда-то Крис понял, что его предала та, которую он любил больше всех.
— Он? Ты будто заранее знаешь, что это он, — переменчивые глаза Пола погрустнели. — Не собираешься ли ты быть этому ребенку матерью и отцом одновременно? Не собираешься ли ты закрыть двери перед всяким мужчиной, который захотел бы связать с тобой свою судьбу? Кэтрин, я надеюсь, ты не хочешь превратиться в одну из тех женщин, озлобленных тем, что жизнь не всегда исполняет ее желания?
Я слегка откинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза:
— Ты меня больше не любишь, правда?
— Не люблю?
— Это не ответ.
— А я и не думал, что требуется отвечать. Я был уверен, что ты сама догадаешься. По тому, как ты на меня смотришь, мне казалось, что ты готова ко мне вернуться. Я люблю тебя, Кэтрин… Люблю с того самого дня, когда ты впервые поднялась по ступенькам веранды. Люблю, как ты говоришь, как улыбаешься, как ходишь, вернее, ходила до беременности, когда еще не откидывалась назад и не держалась за спину, что так сильно ноет?
— Ох, — сказала я с отвращением, — и зачем ты стал спрашивать о моей спине вместо того, чтобы и дальше говорить мне такие чудесные вещи? Да, спина меня, конечно, беспокоит. Я не привыкла таскать лишние девятнадцать фунтов. А теперь, будь добр, вернись к тому, о чем ты вел речь прежде чем вспомнил, что ты врач.
Он медленно наклонился ко мне, чтобы едва-едва коснуться губами моих губ, но тут страсть нахлынула на него, и вот он уже пылко целовал меня. Я обвила руками его шею и с жаром ответила на его поцелуй.
Открылась и с шумом захлопнулась наружная дверь. Я отшатнулась от Пола и попыталась поспешно встать, пока Крис не вошел в комнату. Но было поздно. Он появился на пороге в белом халате под пальто с пакетом, в котором лежала кварта фисташкового мороженого. Я просила купить его к обеду.
— А мне казалось, что сегодня вечером ты дежуришь, — пробормотала я слишком торопливо, чтобы не выдать своего смятения и изумления. Он сунул мне в руки мороженое и холодно взглянул на меня.
— Я и дежурю. Просто вечер выдался скучный, и я решил, что могу отлучиться на несколько минут и привезти тебе десерт, который тебе якобы так хотелось. — Он бросил быстрый взгляд на Пола. — Прошу прощения, что явился некстати. Продолжайте же.
Крис повернулся на каблуках и покинул комнату, снова с силой хлопнув дверью.
— Кэти, — произнес Пол, вставая и забирая у меня мороженое, — с Крисом надо как-то разобраться. Тому, о чем он мечтает, не бывать. Я пробовал с ним об этом говорить, но он не слушает. Затыкает уши и уходит. Ты должна заставить его осознать, что закрывая свое сердце для всякой другой девушки, он губит свою жизнь.
Пол сходил на кухню и возвратился через пару минут, неся два десертных блюдца с зеленым мороженым, которого мне уже не хотелось.
Он был прав. С Крисом надо было как-то разобраться, но как? Я не могла сделать больно ни ему, ни Полу и чувствовала себя этаким полем боя, желающим остаться за обоими сторонами одновременно.
— Кэтрин, — сказал Пол мягко, будто проверяя мою реакцию, — мне ничего от тебя не нужно, если ты не любишь меня. Но откажи Крису, дай ему понять, что ему придется найти себе кого-то другого. Кого угодно, кроме тебя…
— Мне будет так трудно объяснить ему это, — тихо проговорила я, стыдясь признаться, что вовсе не хотела для Криса никого другого.
Мне ничего не было от него нужно, просто его присутствие, просто ощущение, что он рядом, просто чувство надежности, — которое он в меня вселял. Я старалась распределить свое время между Крисом и Полом, так чтобы каждому доставалось поровну, но не слишком много. И наблюдала, как оба они все сильнее ревнуют, но считала, что это не моя вина, а опять-таки мамина! Все несложившееся в моей жизни было ее виной.
Схватки начались холодной февральской ночью. Я задохнулась от острой боли. Мне было известно, что это болезненно, но не до такой же степени! Я посмотрела на часы: два часа ночи в день Св. Валентина. Как замечательно, мой ребенок родится в шестую годовщину нашей с Джулианом свадьбы!
— Джулиан! — крикнула я, будто он мог меня услышать. — Ты вот-вот станешь отцом!
Я встала, как можно быстрее оделась, затем прошла через холл и постучала в дверь Пола. Он что-то вопросительно промычал.
— Пол, — позвала я, — похоже, у меня случилась первая схватка.
— Слава Богу! — отозвался он изнутри, вмиг совершенно проснувшись. — У тебя все собрано?
— Конечно. Все уже месяц, как уложено.
— Я позвоню твоему врачу и просигналю Крису, а ты сядь и не волнуйся.
— Ничего, если я войду?
Он распахнул дверь. На нем были только брюки.
— Ты самая невозмутимая будущая мамаша из всех, которых мне доводилось видеть, — заметил он, усаживая меня.
Затем торопливо провел по лицу электробритвой и засуетился, одевая рубашку и галстук.
