меры. Да и вообще, что тут судить да рядить, коль скоро Красная Площадь — историческое место. Попов считал, что ее нужно оставить только для больших государственных праздников. (Позднее демократы дошли до проведения в Кремле хасидских торжеств, а на Красной площади устраивали всякие поп-концерты.)
Короче говоря, колонны профсоюзов Попову были по душе, а все остальное — это «правый» и «левый» экстремизм. Дошло и до принесения извинений Президенту за антиконституционные лозунги. «Ошибки эти надо честно признать и идти к правовым формам демократической жизни».
К месту вспомнить и еще один эпизод в отношениях Горбачев-Попов. На конференции Московской городской организации КПСС председатель Моссовета вступил с Генсеком в такой диалог («МП», 02.12.90):
Г.Х.: <…> Вносилось предложение ввести рабочий контроль. Простите, пожалуйста, кто работает во всех наших системах распределения, базах и т. д.? Кто руководит нами? 99 процентов — члены партии. Следовательно, рабочие должны выйти на контроль за коммунистами-руководителями. Так, что ли, получается? Я думаю, что нужно, конечно, повторяю, нужно усилить контроль. Но все-таки на этом участке надо искать глобальные решения. Что важно на мой взгляд? Например…
М.С.: Я, например, за рабочий контроль.
Г.Х.: Михаил Сергеевич, я тоже «за» (но ведь только что был «против»! — А.С.).
М.С.: Причем я вам хочу сказать — я не просто «за». Через два дня будет указ о рабочем контроле. (Аплодисменты). О рабочем контроле, и не о таком, который мы создали и поставили в ложное положение, а с правом приостановления исполнения служебных обязанностей тех, кто нарушает, с правом допуска на все базы и в магазины. И с постановкой вопросов перед правоохранительными органами о привлечении к ответственности. (Аплодисменты).
Г.Х.: Михаил Сергеевич, мы полностью поддерживаем постановку вопроса. Я просто хочу сказать…
М.С.: Никакой аппарат, никакой контрольный аппарат, уверяю вас, где б мы его ни создавали, и какой бы штат, какую бы зарплату не дали, — не справится. Народ должен контроль взять в руки. Все.
При открытии 2-й сессии Моссовета в конце 1990 года прозвучала речь Попова, которая стала единственным подобием его отчета перед депутатами и избирателями.
О работоспособности Советов и проблемах кворума Попов говорил так: «…советская система находится в кризисе именно как советская система, ибо она была своего рода кукольным театром, где нити дергала правящая партия. Когда кукольный театр попытались сделать живущим самостоятельно, реально выяснилось, что механизм этот малоспособен». Эти слова тогда никого всерьез не насторожили, потому что воспринимались как привычные теоретические упражнения председателя Моссовета. А на самом деле в них содержалась скрытая информация: сговор с номенклатурой уже состоялся.
Теория теорией, но депутатам нужно было объяснить, почему Попов несколько месяцев блокировал созыв сессии. По его словам, сессия была отложена из-за того, что Горбачев с Ельциным договорились сделать общесоюзную программу на основе программы Г. Явлинского «500 дней» (тут бы и подготовленные командой Лужкова «Московские 500 дней» пригодились). Договоренность сорвана, говорил Попов, а Россия без выхода из СССР реализовать свою программу не сможет. Поэтому нужно ждать новых переговоров между Ельциным и Горбачевым, а пока реализовывать программу-«минимум»:
дать по 70 руб. на каждого ребенка, не посещающего детсад;
провести приватизацию жилья;
приватизировать торговлю, а исполкому поручить разработать введение карточной системы;
на втором этапе перейти к созданию инфраструктуры рынка — бирж, банков, обеспечить привлечение иностранного капитала, разработать программу борьбы с теневым бизнесом и преступностью, начать разгосударствление образования и конверсию.
Попов лишь вскользь упомянул о задании исполкому Моссовета от 1-й сессии депутатов: подготовить проекты решений о переходе к рыночным отношениям в экономике Москвы, о приватизации жилья и торговли… Все эти поручения еще не были выполнены, но Попов от этого никакого неудобства не испытывал. Он нащупал новую «программу- минимум», он грезил новыми планами: нужен генеральный план развития города, отраслевой перспективный план, еще какие-то планы… Попову не хотелось увязать в частностях, а тем более — оглядываться назад.
Тут стоит вернуться к предвыборной речи Гавриила Харитоновича, произнесенной еще в апреле 1990 года. В этой речи была в качестве основной задачи определена выработка общей программы Моссовета на 5 лет вперед. Декларировалось, что разработка этой программы пройдет при широком обсуждении среди депутатов и горожан. И в 1990-м, и в 1991 году Г. Попов подменял реальные планы мифологией исторических целей и реальные отчеты — ничем не подкрепленными планами.
Через полгода работы в Моссовете Попов снова говорит о необходимости разнообразных программ (борьбы с теневой экономикой, поддержки культуры и искусства, привлечения иностранного капитала, продовольственной) и планов (восстановления исторических ценностей, развития города как научно- технического, финансового и туристского центра, перевода города на товарное производство). Еще через полгода вновь повторяется банальность о необходимости «составить более цельный и более развернутый план». Ни одного авторского проекта мозг «выдающегося экономиста современности» за все время его присутствия в политике так и не родил.
Позднее Г. Попов говорил о том, что только через год работы в Моссовете он понял, что «КПСС бросила Москву на шею Моссовета» («НГ», 10.12.93). Уяснив, что камень на собственной шее держать невыгодно, он совершает свое первое бегство — в мэры.
На встрече Попова с представителями Московского объединения избирателей 1 сентября 1990 года он уже не думал, как договориться с республиками, а всесторонне ругал их самостоятельность и сокращение поставок продовольствия в Москву. Ругал он и самостоятельность районных Советов, объявляя о каком-то расколе в демократическом движении (связывая это утверждение почему-то с проблемами кворума на сессии Моссовета). Ругает Попов и бросившихся на дележку имущества работников партаппарата, комсомола, профсоюзов, Академии наук…
Эта встреча отмечена дьявольски точными предсказаниями:
через год мэры городов будут избраны;
в Москве будет действовать единая исполнительная власть;
будет введена система префектур (по сторонам света);
выборы в условиях переходного периода состоятся уже через 2–3 года.
Как в воду глядел Попов. А может быть, все планы были уже согласованы, и роли распределены. Многое говорит именно в пользу последнего вывода.
Огромное желание Г. Попова примкнуть к разделу общественного пирога проявилось в конкуренции за право снимать пенки с повышения цен.
15 ноября 1990 года Попову от Предсовмина РСФСР И. Силаева пришла телеграмма о приостановлении постановления Совмина СССР № 1134 о введении с этой даты свободных розничных цен на предметы роскоши и отдельные товары первой необходимости. Гендиректор Глав- торга Москвы В. Карнаухов накануне получил из правительства телефонограмму с грифом «секретно». По поручению ВС РСФСР до специального распоряжения предписывалось запретить продажу указанных товаров. Службы Карнаухова и МВД работали всю ночь, учитывая и опечатывая товар.
И вот как Г. Попов обосновывает эту суету: «…Непростое решение не повышать цены на товары, которые рассчитаны на привилегированное потребление, — видимо, действительно непростое, но здесь решался важный политический вопрос. А политический вопрос состоял в следующем: присваивает ли себе союзное правительство право повышать любые цены на любой территории страны?… В нынешней обстановке, с точки зрения экономиста, они (действия по повышению цен — А.С.), в конечном счете, рассчитаны в интересах теневой экономики. Почему? Потому что деньги, которые сейчас есть, будут обесцениваться в ходе инфляции. И когда им сейчас вроде бы по повышенным ценам спустят золото, ковры, все остальное, то это дает им возможность бумажки, которые у них сейчас есть, отоварить в более выгодных условиях, чем те, которые будут через полгода или еще через какое-то время. И с этой точки зрения с этим решением (И. Силаева — А.С.), конечно, никак нельзя было не согласиться».
Более нелепого объяснения, особенно в устах экономиста, представить себе невозможно. Понятно, что инфляция съедает не столько сбережения «теневиков», сколько простых граждан. Но с точки зрения
