– Ламил! Три десятка сюда!
В число тех, кого привел Ламил, оказался и мой десяток. Все выстроились перед нами, выжидающе глядя на капитана. Только Молин, как и я недавно, больше смотрит на луг.
– Берете мешки, – приказал капитан, – и идете вперед на сто пятьдесят шагов. Живее!
Мешков оказалось явно больше, чем людей. Кое-кому пришлось поднапрячься и тащить на себе по два мешка. Хорошо хоть, они были небольшими – навскидку, сто пятьдесят шагов такой груз и я мог бы протащить без особых проблем. В общем, куча мешков растаяла на глазах и вот мы уже наблюдаем за удаляющимися спинами своих товарищей. Идут спокойно, не спеша... И почему этот Байрода так уверен, что поблизости есть какая-то опасность? Это, если, конечно, не принимать в расчет его армию – пока мы в пределах ее досягаемости, нам действительно грозит опасность.
– Ламил, выводи остальных! – скомандовал Седой и, предвидя возражения Байроды, повернулся к нему. – Я слово держу. Когда мои люди будут в безопасности, гнома тебе принесут. А пока, я останусь здесь, чтоб ты не беспокоился.
Байрода только пожал плечами. Он неотрывно и как-то напряженно смотрит на луг, словно ожидая, что там что-то сейчас произойдет. Смотрит на уже преодолевшие сто пятьдесят шагов те три десятка, которые утащили мешки. Смотрит на остальную армию, тоже уже вышедшую на открытое пространство. И ничего... Вообще ничего не происходит. Те, кто перетаскивал предоставленный нам провиант, уже стоят тесной кучкой – вертят по сторонам головами и о чем-то переговариваются. Кое-кто даже уселся на траву... Остальные приближаются к ним плотным строем, в середине которого покачиваются носилки с раненым, но не устающим ругаться гномом. Вот и они присоединились к тем первым трем десяткам, которые уже вовсю нежатся на солнышке.
– Вот и славно. – пробормотал Седой и гаркнул так, что мы с Байродой от неожиданности аж подпрыгнули. – Давайте, возвращайте гнома!
Тут же от основной массы отделились двое с носилками и припустили обратно.
– Что вам там надо? – вдруг спросил Байрода. – Зачем вы на верную гибель идете?
– А куда нам идти? – просто спросил в ответ Седой.
Байрода промолчал. Действительно, что он может ответить? Тут ведь только два пути – назад в джунгли или вперед, в тот лес на горизонте. К себе в горы нас, конечно, никто не приглашает. Вот и остается нам...
– Ну что, тысячник, – сказал капитан, когда носилки с гномом оказались у ног Байроды. На этот раз, для разнообразия, гном лежал без сознания и ругаться не мог. – может еще свидимся.
И, развернувшись, зашагал прочь от негостеприимных гор. А мы – я и двое, принесших носилки – следом за ним. Каждый шаг дается мне с невообразимым усилием. И только таким же усилием я сдерживаю себя, чтобы не оглядываться. По спине, несмотря на теплый, по сравнению с тем временем, которое мы провели, плутая по ущельям, день, по спине бегут легионы мурашек. Каждое мгновенье я ожидаю стрелу... нет, не стрелу, а тот камень из пращи, в спину. Не выдержав, я все же обернулся. Байрода так и стоит там, где стоял когда мы с ним расстались. Стоит и смотрит нам вслед. Рядом с ним появился кто-то низкорослый – гном, наверно. Никаких луч... пращников не видно. Бывший наш проводник просто смотрит нам вслед... Гном рядом с ним что-то говорит... Меня немного отпустило. А когда мы присоединились к остальным, ожидающим нас на лугу – я и вовсе успокоился.
– Что встали? – громогласно осведомился капитан, только дойдя до своей армии. – Отдыхать потом будем. Когда отойдем от этих гор подальше. Строиться и вперед!
Странный лес. Очень странный... Как только я зашел под кроны деревьев, меня словно ведром холодной воды окатили. Такой контраст между теплым, приветливым лугом и тем, что я чувствую здесь. И дело не только в том, что я перешел из солнечного света в тень деревьев. Сразу же, только я сделал первый шаг в этом лесу, все звуки как-то... Изменились? Шум шагов, бряцанье доспехов и оружия – все стало слышаться словно через подушку. Глухо, неестественно... А потом пришло понимание, что других звуков, кроме тех, которые производит наша армия, и не слышно. Я не специалист по лесам. Был-то только в небольших посадках, разделявших фермерские поля вокруг Агила, да в джунглях по ту сторону гор. В джунглях все кишело жизнью – постоянно что-то шевелилось вокруг, кишело под ногами, кричало, выло, шуршало, капало, падало... И в тех посадках нет-нет, да и прошуршит в траве какая-нибудь мелочь, или птица защебечет... Здесь же, не слышно даже скрипа деревьев. Странно – ветер, прохладный, упругий, ощущается, а деревья не скрипят под его напором. И листья этот ветер словно тоже не трогает... И вообще, деревья-то выглядят как-то... Потусторонне? Мертво, несмотря на то, что их ветви усыпаны вроде бы нормальной листвой. 'Вы все равно – мертвы'. Теперь я готов поверить этим словам Байроды. Как-то все вокруг... Потусторонне?
Не один я почувствовал себя, мягко говоря – неуютно. Стихли разговоры между воинами, все напряженно заозирались. Даже шаг замедлился. По лугу-то мы шагали бодро и радостно, а вошли в лес – у каждого такой вид, словно он ожидает, что вот сейчас из-за дерева что-то выпрыгнет. Причем – прыгнет прямо на него.
– Что-то мне как-то... – прошептал Молин и не закончил.
– Ага. Жуткое местечко. – согласился с ним Баин. – Алин, ты бы спросил у своей Нарив – что за шутки здесь творятся?
Нарив идет справа от меня. Она тоже насторожена, но именно насторожена, когда остальные – больше подходит слово 'напуганы'.
– Нарив! – прошептал я.
Она не повернулась – продолжает всматриваться куда-то вглубь леса.
– Нарив! – чуть громче позвал я. – Ты ничего не...
Закончить вопрос я не успел. Резкий, ударивший по ушам даже через 'подушку' вскрик. Какая-то возня впереди. Все замерли на месте. Не знаю как остальные, а я – пару мгновений просто не в силах пошевелиться.
– Уберите это! – провизжал кто-то голосом, больше напоминающим предсмертный визг свиньи.
– Сомкнуться! – заорал Ламил. – Круговая оборона!
Приказ, в принципе, и не требовался. Все и так, только раздался крик – прижались друг к другу, словно ища защиты. Все и так напряженно вглядываются в лес вокруг. Каждый и так держит оружие наготове, собираясь дать отпор неведомому. Нет, не все. Судя по крикам сзади, кто-то не выдержал и бросился обратно – на залитый ласковым светом луг, подальше от окружающего ужаса. Ужаса – невидимого и непонятного и оттого еще более пугающего. На что они надеются? – подумал я. – К Байроде в горы подадутся или думают, что в одиночку выживут здесь?
Крики впереди стихли. Только какая-то возня и тихая ругань. Что-то зашелестело прямо у меня над головой. Я только успел поднять голову, чтобы увидеть промелькнувшую молнию одного из мечей Нарив. На лицо посыпались какие-то ошметки... Я отшатнулся так резко, что чуть не сбил с ног стоящего позади Баина. Обязательно сбил бы, если бы не то, что стоим мы тесной кучкой. Глянул под ноги – на земле бьется какой- то мелкий зверек, разрубленный пополам. Жуткий зверек... чуть вытянутая голова туго обтянута серой растрескавшейся кожей, абсолютно сухой, как бумага, на вид. Пасть, усеянная мелкими игольчатыми зубами, открывается и закрывается – словно все пытается укусить хоть кого-то. Лапки маленькие, с мелкими, острыми коготками... Все тело твари почти лысое – лишь кое-где – в основном, на длинном хвосте – сохранились клочки шерсти неопределенного цвета. Бока впали так, что все тело словно состоит из рельефных ребер...
– На белку немного похоже... – задумчиво протянул Навин.
Все смотрят на постепенно затихающее животное. Только Нарив не отрывает взгляда от леса.
– ...эльф знает, что еще... бу-бу-бу – голос Молина зазвучал еще глуше и стал совсем неразборчивым.
Я оглянулся – друг надел на голову свой, похожий на ведро, шлем и поправляет его. И никто, как еще недавно, не смеется. Действительно, кто его знает – что тут еще на голову упасть может. Я последовал примеру Молина и надел свой шлем, висевший до этого притороченным к ремню. Многие из тех, у кого тоже есть шлемы, поступили так же. А тем, кто не смог или не сумел его себе раздобыть, оставалось только раскаиваться в этом.
