встречаются среди них и господа, равнодушные к алкогольному досугу.
:— Этот не равнодушен. Вы не дочитали мою записку. На Байкале его с перепоя госпитализировали.
— Вот это очень хорошо, что госпитализировали.
Железнов хлопнул себя по лбу:
— Вас же Ковров срочно вызывает, а я на радостях и забыл.
Интуристы
На этот раз Ковров вскочил навстречу Пронину и полез обниматься.
— Нюх-то у тебя что надо, товарищ Пронин. Я весь архив на уши поднял. Товарища наркома подключил… Нет сведений про Роджерса! Как будто и не брали его. Ни стенограмм допросов, ни данных о содержании в изоляторе, ни справки о расстреле. Ни, к примеру, о самоубийстве… А расстрелы, ты знаешь, у нас фиксируются четко.
— Значит, не расстреляли его.
— Разве что шальная пуля. Но о таком случае я бы знал. Вот такая петрушка получается. Укроп и петрушка. Это еще при Ягоде было. Так что я не исключаю диверсию.
— Ты хочешь сказать, что при Ягодке было возможно организовать побег Роджерса из внутренней тюрьмы? А ты не преувеличиваешь? Мы любим демонизировать разоблаченных коллег. Это легче всего. Но враг народа — это все-таки еще не Мефистофель.
Ковров ощетинился:
— Тогда ответь, где Роджерс? Жив или мертв? Кстати, почему ты про него вспомнил? Не думаешь ли ты, что на Телеграфе…
— Не думаю. Не имею фактов. Ты будешь надо мной смеяться. Можешь даже вызвать врача. Возможно, я заработался, забегался. Но второго января я видел в магазине «Ноты» человека, похожего на Роджерса. Вот и все. Первого враги совершили налет на Телеграф, а второго я увидел в магазине этого человека. Видел его только со спины.
— Со спины? Да ты, брат, настоящий паникер.
— Ты знаешь, я гонялся за Роджерсом пятнадцать лет. Столько позору от него натерпелся. Я его как облупленного знаю. Наверное, это паранойя. Или все-таки шизофрения? Так и запишем, со знаком вопроса…
— Да нет, вообще-то ты с Роджерсом в точку попал. Не знаю, кого ты видал в магазине, но то, что его нет в архиве — это даже не бардак. Это преступление. Там ведь досье было страниц на двести — как корова языком слизала.
— Пятнадцать лет работы… — вздохнул Пронин. — Вот и доверяй после этого родной фирме. — Ковров сочувственно заворковал.
Пронин оставил Коврова охать в одиночестве, а сам пешком пошел к магазину «Ноты» — от Лубянки до него рукой подать.
В магазине Пронин сразу подошел к пожилому продавцу, который за последние двадцать лет примелькался москвичам и стал талисманом знаменитого музыкального магазина.
— Вы не могли бы меня проконсультировать?
Продавец моментально застегнул пуговицы вязаного жилета и моложаво встрепенулся:
— Я вас внимательно слушаю!
— Я живу тут неподалеку. У вас бываю время от времени.
— Завсегдатай? — спросил продавец недоверчиво.
— Да нет, скорее, любопытствующий. Я не музыкант и редко делал у вас покупки. Разве что в подарок иной раз. Хотя гитара у меня дома отменная! Но это другой разговор.
Продавец в жилетке не удивлялся пустопорожней говорливости Пронина. Он уже давно ничему не удивлялся. У старого продавца Виктора Семеновича Панкратьева не было слабостей, кроме одной: в последнее время он стал мерзлявым и даже в натопленном музыкальном магазине ходил в валенках.
— Я заходил к вам второго, после праздников. Знаете, голова болела, в желудке ныло… И встретил у вас девушку. Она мне понравилась. Но она, как назло, все время беседовала с каким-то товарищем — он был рослый, элегантный, судя по выправке, офицер. Они все беседовали и беседовали. И я ушел несолоно хлебавши.
— И что вы хотите приобрести?
Пронин — щедрая гусарская душа — сунул Виктору Семеновичу десятку:
— Я ничего покупать не буду. Ну, могу, если вы настаиваете, взять пару брошюр с песнями Шуберта и Дунаевского. Но я пришел сюда не за этим. Мне нужно познакомиться с девушкой, только и всего. Вы же понимаете меня, как мужчина…
— Молодой человек, здесь не дом свиданий, — устало, почти ласково сказал Виктор Семеныч. — Не стоит нарываться на милицию. Лучше ступайте домой. Вас, наверное, супруга ждет.
Тут Пронин приобнял продавца и увлек его в предбанник магазина.
— Вы хотите, чтобы я показал вам удостоверение?
Виктор Семенович округлил глаза, но не от удивления, а от легкого испуга.
— Все понимаю. Вас интересует Вера Фомина. Она на складе.
— Ну и отлично. Вот и ведите меня туда.
Склад магазина «Ноты» располагался в огромном, отлично обустроенном подвале, в котором чувствовался размах империи Сандунов.
— Это она, — шепнул Виктор Семеныч, когда среди коробок с нотами вдали показалась женская фигура. При слабом освещении Пронин не мог издалека разглядеть девушку, чтобы убедиться, что именно ее видел с «бритым затылком».
Пронин с шумом шагнул к ней. Девушка обернулась, отложила пыльную коробку.
— Здравствуйте. Моя фамилия Пронин. Майор Пронин. Вас зовут Вера? Я вас давненько ищу.
— Меня? Да, я Вера.
Пронин заметил, что девушка смущена. Это неплохо.
— Я ищу вас со второго января.
— А что меня искать? Я шесть дней в неделю здесь работаю.
— Это верно. Я искал вас по-дурацки. Надо было сразу заглянуть в магазин, а я отвлекся, забегался… Колесил по всей Москве, а надо было всего-то перейти дорогу и заглянуть в магазин. Мы иногда бываем слепцами… Вы не бойтесь меня. Я хотя и майор, порой таким дураком выгляжу, что готов любому рядовому позавидовать. — Пронин побалагурил и резко перешел к делу: — Второго января в разгар рабочего дня с вами долго беседовал рослый русоволосый мужчина в синем пальто. Он нас интересует.
Виктор Семенович стоял, как изваяние, на почтительном расстоянии и угрюмо смотрел куда-то в подвальную полутьму. Вера, прищурившись, рассмотрела Пронина и отвечала на удивление обстоятельно:
— Он моряк, краснофлотский командир. Служит на Балтике. У него отпуск новогодний — двадцать дней.
— Матросом-балтийцем он уже был… — тихо сказал Пронин, а Веру спросил строго:
— А что привело его в ваш магазин?
— То же, что и всех. Он баян хотел купить. Выбирал, советовался.
Рано было думать о Роджерсе: ситуация туманная. Но Пронин подавил улыбку, представив Роджерса с баяном. Впрочем, английский майор за последние тридцать лет порядком обрусел.
— Купил?
— Нет, обещал на днях зайти.
— А в вашей квартире есть телефон?
— Нет.
— Значит, он взял у вас рабочий телефон?
