— Телефон магазина — это не секрет. Ммм, но домашний адрес он у меня попросил.
— И вы ему не отказали…
— А что такого? Я в коммунальной квартире живу. В случае чего…
— Понятно. Вот вы работаете в музыкальном магазине. Наверное, любите оперу. Лемешева, Михайлова. Правильно? — Вера кивнула. — А какой тембр голоса у вашего матроса?
— Скорее тенор. Или баритон.
— Пониже, чем у Лемешева, но не бас. Так?
— Примерно так. Я точно не помню. Но голос не писклявый. В то же время — не низкий. Приятный голос, интонации такие тягучие, плавные.
— Значит, баянист-любитель. Вы условились встретиться? Он заходил к вам — сюда, в магазин, или домой?
— С тех пор не заходил.
— И своего адреса, конечно, не оставил…
— Нет, не оставил.
— Он все-таки не только баянист, но и моряк. Вы, Верочка, просто очаровательны. И станете еще очаровательнее, если забудете о нашем разговоре, как только я выйду из вашего замечательного подвала.
Пронин заехал домой — немного отдохнуть, перекусить, переодеться… Вечером в «Славянском базаре» Железнов обещал познакомить его со Стерном.
Чего ждал Пронин от встречи со Стерном? Была зыбкая надежда, что англичанин был связующим звеном между Левицким и врагами, которые использовали «эмку» портного.
Виктор — любимый ученик Пронина — действовал быстро, как и подобает молодому да ретивому чекисту. За несколько часов он успел найти Стерна, познакомиться с ним, сдружиться и пригласить на ужин. Англичанин оказался легким на подъем искателем впечатлений, и в десять часов вечера они ждали Пронина за столиком.
— Я вас познакомлю с уникальным человеком! Это крупный ученый, знаток немецкой культуры. Он и в ботанике разбирается, между прочим.
Англичанин улыбался. Отутюженный твидовый костюм от Левицкого сидел на нем идеально. И вот явился Пронин… Рядом с подтянутым англичанином Пронин после бессонных ночей казался утомленным. Впрочем, отекшее лицо только подчеркивало, что это — видный германист, въедливый ученый, катакомбный подвижник науки.
Пронин энергично тряс руку новому знакомому, но в глазах застоялось утомление.
— Будьем говорит по-русски! — радостно заявил Стерн. — У нас in Great Britain мало-мало знает по- русски. А я знать и гордиться!
— И мы гордимся, что такой просвещенный господин выучил язык Ленина и Толстого.
— Я читаль Ленин, я читаль Лев Толстой «Воскресение», Катья Маслова. Язык училь в Лондонье. А Россия дала мне практика по-русски. Я читать советский газет.
— Это правда, — сказал Железнов. — Мы уже обсуждали выступление товарища Жданова. Оно опубликовано в сегодняшней «Правде». На целую страницу!
— Ну, значит, можно считать, что политику мы обсудили. Теперь надо хорошенько закусить. Вы уже пробовали пельмени?
— Я быль на Урал! Смотрел русский рудник.
— Ах, что же я спрашиваю. И пельмени вас не разочаровали?
— Хочу три порций! Без подливка. Со сметаной. Диета дает поражение от славянский базар.
Падежи подчинялись Стерну от случая к случаю.
В таких случаях Пронин всегда заранее продумывал тактику разговора и умел склонять собеседника в нужную сторону. А тут он не знал, на какую кнопку нажимать, какую информацию выжимать из сентиментального путешественника Стерна. Поэтому Пронин меланхолично положил салфетку на брюки и принялся устало улыбаться, как заправский чекист из «Библиотечки военных приключений».
Железнов взял инициативу в свои руки.
— Господин Стерн, это, наверное, банальный вопрос, но я изнываю от любопытства: как вам нравится наша Красная Москва?
— О, я полный впечатлений! Я же был в Москва еще при Ленине. В одно время с Гербертом Уэллсом.
Железнов оживился:
— Вы знакомы с Гербертом Уэллсом?
— Конечно. Мы старые друзья. Как говорьят у вас на Урале — дружки. Уэллс научил меня любить Россия. Интере… интересоваться ваша страна. Ох, сложный русский язык!
Пронин с неизменной тусклой улыбкой провозгласил тост:
— Вот за дружбу и выпьем. Нет уз святее дружества. Так говорил наш великий писатель Гоголь.
В рюмках колыхнулась водка. Три товарища осушили стопки до дна. У Пронина в глазах на мгновение сверкнули огоньки, но быстро погасли. И все-таки он попытался, преодолевая зевоту, завязать разговор.
— Скучаете, наверное, по соотечественникам? По старому доброму английскому разговору…
— Я и в Россия не оторван от Британия. Я дружу с наш посол. В Москве есть русские, который хорошо говорит по-английски. А еще я дружу с компанией Германии. В России есть немцы.
— О, да, еще с екатерининских времен. У нас даже есть АССРНП — республика немцев Поволжья. Красивое слово — АССРНП. Там немцы живут рядом с русскими и мордвой, с украинцами и казахами. Живут, как братья. Я как раз профессорствую там, на Волге, в немецкой академии. С детства увлекался немецкой литературой и вот стал германистом… — Пронин врал неумело, без подобающего майору блеска. Что поделаешь: переутомление.
— Нет, я иметь в виду не немцы с Волга. Настоящий немцы из Германии. Не евреи, который бежаль от Гитлер. А немцы из Рейх. У вас такие есть в Советском Союз. И я с ними дружу. Я научился говорить по- немецки у вас в Советский Россия с моими друзья немцы.
— Это замечательное достижение, товарищ Стерн. Вы не обижаетесь. Что я называю вас товарищем? «Товарищ» по-русски — это не только из лексикона большевиков. Так друг друга называют добрые и верные приятели. Если нам вместе тепло, если за столом у нас царит дружба — значит, мы товарищи. Так вот, товарищ Стерн… А что, действительно некоторые русские свободно владеют английским? Дипломаты, наверное?
— Почему дипломат? Простой советский человек. Коммунист. Он доктор на корабле.
— Почти моряк! — сказал Железнов мечтательно. — Хорошо бы с ним познакомиться.
Пронин бросил на Виктора благодарный взгляд: хорошо ввернул, парень!
— Мы с ним познакомились на концерт Лев Оборин в консерватория.
— И как вам Оборин? — с улыбкой меломана вопросил майор Пронин.
— Это гений. — Стерн поднял большой палец. — У нас такой пианист нет. Он первый лауреат конкурс Шопен! В СССР любят музыка. Как нигде.
Пронин с аппетитом съел два пельменя разом. Горяченькие, сочные! Стерн тоже с энтузиазмом накинулся на пельмени. Он умело обмакивал их в масло, а потом в сметану — и отправлял в рот.
— Он, наверное, молодой, этот ваш знакомый доктор? Сейчас у нас стали получше обучать иностранным языкам. Правда, немецкий изучают почаще, чем английский.
— Моледой? Да, моледой. Ваш возраст, товарищ…
— Пронин.
— Я хотел сказать, он такой же, как вы, этот доктор корабля. Только повыше рост.
Тучный Стерн тяжело дышал после пельменей. А пить он умел, водочный удар держал крепко — Железнов это еще днем заметил, когда начал усердно исполнять указание Пронина и соблазнял англичанина водкой при первом же свидании.
— А вы германист с Волги? — спросил Стерн.
— Так точно. Мой молодой друг вам все правильно про меня рассказал. Гейне, Шиллер, Либкнехт, Энгельс. Энгельс — в особенности. Вот вам и круг моих интересов.
