– Ты когда-нибудь вышивал бисером, Джефферсон? – спросила Шарлотта. Он отрицательно замотал головой. – О, тебе понравится, а еще у меня тонны глины.
– Правда?
– Да, – она опять хлопнула в ладоши. – Знаешь что? Мы переделаем какую-нибудь комнату для тебя. Ты сможешь раскрасить в ней все, что пожелаешь.
– Ура! – закричал Джефферсон, и его глаза засияли от восторга.
Тетя Шарлотта села, сложив руки. Некоторое время она наблюдала за нами.
– Итак, – наконец сказала она. – Когда родители ваши приедут за вами?
Я положила свой бутерброд на тарелку.
– Они никогда уже не приедут, тетя Шарлотта. В отеле случился пожар, и они там погибли. Мы больше там не можем жить, – добавила я.
– О, Боже! Ты говоришь, они погибли? – Она посмотрела на Лютера, и тот мрачно кивнул. – Как это печально. – Она с симпатией посмотрела на Джефферсона. – Мы не позволим печали проникнуть в Мидоуз. Мы захлопнем перед ней двери. Мы будем веселиться, мастерить поделки, готовить что-нибудь вкусное вроде печенья и тортов, мы придумаем различные игры и будем слушать музыку.
– Моя сестра играет на фортепиано, – похвастался Джефферсон.
– О, здорово, – хлопнула в ладоши тетя Шарлотта. – У нас в гостиной есть рояль, правда, Лютер?
– Возможно, он расстроен и грязный, но очень хороший, – сказал он. – Мама Шарлотты обычно играла после обеда, – Лютер пристально посмотрел на меня. – Но кто-то должен опекать вас, ребята, не так ли? Они не приедут за вами?
Я посмотрела на Гейвина и отрицательно покачала головой.
– Они не знают, что мы здесь, – объяснила я.
– Вы сбежали, да?
Мне не пришлось отвечать, он понял по выражению наших лиц.
– Пожалуйста, позвольте нам остаться у вас ненадолго, Лютер. Мы не причиним вам беспокойства, – попросила я.
– Да, сэр, не причиним, – подтвердил Гейвин. – Я буду рад помочь вам в работе по дому и на ферме, – добавил он.
– Ты когда-нибудь этим занимался? – спросил Лютер.
– Немного.
– Ну, нам надо собрать сено в стога, собрать урожай, накормить свиней и кур, нарубить дров. Дайка посмотреть на твои ладони, – он наклонился, схватил Гейвина за запястья и повернул ладонями вверх. Затем он показал для сравнения свою ладонь. – Смотри – это мозоли. Они появляются из-за работы на ферме.
– Я не боюсь мозолей, – гордо сказал Гейвин. Лютер кивнул и, улыбнувшись, отошел.
– Мы живем тем, что выращиваем здесь.
– Я тоже хочу помочь, – воскликнул Джефферсон.
Шарлотта засмеялась.
– Его можно научить собирать яйца, – предложила она.
Джефферсон просиял.
– И я могу помочь в работе по дому, – сказала я. Даже при тусклом освещении я видела, что дом требует уборки долгой и тщательной. – Мы не будем в тягость, – пообещала я.
– Конечно, нет, дорогая, – улыбнулась Шарлотта. – Они могут остаться, правда, Лютер?
– Полагаю, что да. Хотя бы на некоторое время.
– Знаете что, – Шарлотта снова хлопнула в ладоши, – как только ты поешь, ты сможешь попробовать сыграть на рояле.
– Они устали, Шарлотта. Им надо лечь спать, – напомнил Лютер.
– Ну немножечко, – захныкала она, как ребенок. – Ты же сможешь немножко поиграть, правда, дорогая?
– Да, – ответила я.
Попив чая и съев булочки с вареньем, оказавшиеся вполне вкусными, мы последовали за Шарлоттой в гостиную, она вела Джефферсона за руку. Я была рада, что он так быстро с ней подружился и больше ничего не боится.
Гостиная была самой поразительной комнатой из всех. Шарлотта перекрасила стены: одна стена была желтой, другая – голубой, третья – зеленой, а четвертая – ярко-розовой. Вместо картин Шарлотта развесила по стенам старую одежду. Ботинки и туфли были привязаны к пуговицам брюк и юбок. В углу была целая выставка украшений. Она раскрасила ножки стульев и столов в четыре цвета, как и стены. То здесь, то там на полу и даже на окнах виднелись кляксы краски. Мы с Гейвином замерли, открыв рот от неожиданности.
– Шарлотта хотела сделать эту комнату комнатой радости, – объяснил Лютер.
– Эмили обычно не разрешала сюда часто заходить, – сказала Шарлотта. – Она боялась, что мы устроим здесь беспорядок, – добавила она со смехом, который больше был похож на икоту.
