Джефферсон волчком вертелся, оглядываясь, широко и восторженно улыбаясь.
– Можно, я то же самое сделаю в своей комнате? – спросил он.
– Конечно, – кивнула Шарлотта. – Завтра мы подыщем тебе комнату и возьмем краски.
– Не знаю, сможет ли он, тетя Шарлотта, – засомневалась я.
– Конечно, сможет, дорогая. Он же маленький мальчик, а маленькие мальчики должны делать то, что им полагается. Правда, Лютер?
– Я не против, – сказал он. – Если бы Эмили была здесь, она бы не перенесла этого.
Как он, наверное, ненавидел ее, подумала я.
– А теперь сядем и послушаем, что нам сыграет Кристи, – Шарлотта взяла Джефферсона за руку и повела к дивану.
Гейвин улыбнулся.
– Отрабатывай свой ужин, – прошептал он и сел рядом с Шарлоттой и Джефферсоном. Лютер встал в дверях.
Я подошла к роялю. Шарлотта пожалела его и оставила естественный цвет, она даже не разрисовала стул. Он был пыльный, но когда я пробежала пальцами по клавиатуре, то была удивлена, что он еще настроен.
– Ты можешь сыграть «С днем рождения?» – спросила Шарлотта – Мне уже давно никто не играл эту песенку.
– Да. – Я заиграла.
К моему удивлению, Лютер вдруг запел, а когда я доиграла до места, где поется имя именинника, он пророкотал:
– Дорогая Шарлотта, с днем рождения!
Она засмеялась и захлопала в ладоши, и я заметила, с какой любовью смотрит на нее Лютер. Я заиграла «Колыбельную» Брамса, и глаза Джефферсона начали закрываться. Шарлотта обняла его, и он положил голову на ее мягкое плечо. Когда я закончила, он крепко спал. Я кивнула в его сторону, и Шарлотта, округлив глаза, шепнула:
– Тсс.
Гейвин взял Джефферсона на руки и понес его наверх. Шарлотта последовала за нами.
– Я достану одну из чистых ночных рубашек Лютера для него, – сказала она и поспешила.
Я сняла с Джефферсона ботинки, носки, и Гейвин помог раздеть его. Он так устал, что его веки едва приоткрылись, когда мы его раздевали. Шарлотта принесла фланелевую ночную рубашку. Она была слишком велика Джефферсону, но я решила, что в ней ему будет тепло и уютно. Мы одели его и уложили в кровать.
– Я могу дать тебе одну из своих ночных сорочек, – предложила Шарлотта, но я решила, что ничего не случится, если я буду спать в своем белье.
– Ну, тогда я тоже пошла спать. Завтра у меня будет трудный день. Так много нужно всего сделать, а времени так мало, как любила говорить Эмили. В этом она была права. Иногда Эмили была права, хотя Лютер терпеть не может, когда я это говорю, – прошептала она. – Спокойной ночи, ребятки. Укройтесь получше и смотрите, чтобы вас не покусали клопы, – добавила она и засмеялась. Мы проводили ее взглядом.
Сначала я пошла в ванную, а затем свернулась калачиком в кровати и погасила керосиновую лампу. В комнате было совершенно темно, только нежный свет звезд проникал через окно. Я прислушалась. Гейвин вернулся в комнату к Джефферсону. Мгновение спустя в смежную дверь вежливо постучали.
– Да?
– У тебя все в порядке?
– Ага.
– Можно, я войду, чтобы пожелать тебе спокойной ночи?
– Конечно, Гейвин, – сказала я.
Он приоткрыл дверь. В его и Джефферсона комнате все еще горела лампа, и я смогла отчетливо разглядеть Гейвина. Он был в одном белье. Гейвин подошел к моей кровати и опустился на колени так, что оказался перед моим лицом.
– Здесь Забавно, правда? Я имею в виду Шарлотту и все такое, но здесь как в другом мире.
– Да, но я все равно рада. Я ненавижу тот мир.
Гейвин понимающе кивнул.
– Но ты же знаешь, что мы не сможем остаться здесь навсегда.
– Да, но мне бы хотелось остаться здесь подольше. Здесь не так уж и плохо. Мы им поможем. Это будет здорово. Мы можем представить, что это наше поместье.
– Ты хочешь сказать, мы будем как владельцы?
– Да, – сказала я. Он рассмеялся.
– Джефферсон, кажется, счастлив. Все в порядке. Пусть все идет как есть. Спокойной ночи, – прошептал он.
