— Взгляни! — сунул комбат бинокль появившемуся замполиту. Солопов, не снимая рукавицы, смахнул с лица снег, присмотрелся.
— Да, да! Танки! — взволнованно выкрикнул он.
— Как же это мы? Выходит, прозевали? — с сожалением спросил комбат, глядя на замполита.
— Как это прозевали? Вон что творится. Метет, проклятая! Света божьего не видать. Да их и не было. Очевидно, выжидали где-то поглубже, а теперь потянулись сюда, в исходное положение для атаки.
Буран рванул еще сильнее, сорвал у Солопова сдвинутую на затылок ушанку. Капитан бросился за ней, а Супрун, вскинув бинокль, принялся рассматривать село.
За высотой справа загремели выстрелы. Снаряды с урчанием пронеслись над головой. Противник произвел первый налет по тому району, где до этого располагался полк, но к началу удара там уже не оставалось ни одного солдата: полк снялся к занял оборону правее и дальше, прикрывая фланг армии. Через две-три минуты последовал второй залп, за ним третий, четвертый. И не успели умолкнуть разрывы за рекой, как вздрогнула земля на переднем крае батальона и его соседей. Несколько тяжелых снарядов с сухим треском разорвалось рядом с наблюдательным пунктом комбата. И Супруна и Солопова отбросило в сторону.
Выбравшись из сугроба, комбат почувствовал, как начал таять снег, попавший и за пазуху, и за воротник, и в валенки.
Хотелось вытряхнуть, но подбежал ординарец.
— Товарищ комбат! Вас ротный… Корж…
Оглянувшись по сторонам, Супрун побежал к своей ячейке.
— Слушаю тебя, — закричал он, хрипя. — Что там? Ну что?! — прокричал он еще громче, но, убедившись, что связь нарушена, со злостью плюнул.
Огневой удар артиллерии продолжался. Снаряды рвались на всем плацдарме. Кроме обычной, ствольной артиллерии, давали залпы и реактивные шестиствольные минометы.
Комбат наблюдал, не отрывая взгляда от села. И когда на правом фланге батальона, где оборонялся Корж, сквозь космы пурги промелькнули огненные пулеметные трассы, закричал телефонисту:
— Так давай же! Давай! За чем смотрел?! Свяжись с ротой!
— Ну вот же снарядом… Порвало связь…
Все же связь была восстановлена, и Корж, два дня тому назад получивший звание лейтенанта, доложил обстановку перед фронтом роты. Оказалось, что рота пулеметным огнем отражала разведывательный поиск противника, намеревавшегося прощупать прочность нашего переднего края. Ротный доложил, кроме того, что в селе наступило заметное оживление, а где-то за бугром слышен шум моторов.
Готовясь к отражению вражеской атаки, Супрун то и дело посматривал на те шесть противотанковых орудий, которые ему отдал скрепя сердце командир полка. Он по-всякому прикидывал, как они смогут вместе с противотанковыми ружьями и двумя сорокапятками отразить массированные танковые атаки. «На большее рассчитывать не приходится. Надо разумно распорядиться тем, что имеется», — заключил комбат и, оглянувшись на ординарца, велел позвать командира батареи.
Ординарец не успел добежать до батареи. В снежном вихре над передним краем вражеской обороны взмыли ракеты, и окраина большого села вздыбилась, забурлила снежным ураганом — к боевым позициям наших рот понеслись укрывавшиеся во дворах и огородах вражеские танки. Позади кто-то пронзительно закричал:
— Танки-и-и!
Следя за артиллеристами, Супрун забеспокоился: «Они-то видят?!»
Танки, рыская орудиями, выискивали цели, и вскоре вдоль наших позиций закипели снежные фонтаны. Прогремели разрывы. Танки, не снижая скорости, пошли в атаку. Но тут же один, а затем еще два-три застряли в клубах разрывов. Супрун понял, что по танкам, кроме батальонных орудий, из-за реки открыл огонь артиллерийский полк.
В завершение огневого удара дали залп наши «катюши».
Еще более мощная канонада разразилась в полосе главных сил дивизии, особенно на правом фланге, куда на рассвете был оттянут с двумя батальонами подполковник Новиков.
Находясь в значительном отрыве от главных сил полка, Супрун не мог наблюдать за обстановкой перед фронтом двух других батальонов полка, но, услышав раскаты оглушительной канонады, подумал, что наши, разгромив противника в «котле», перешли в наступление, а следовательно, батальон в ближайшие часы сможет присоединиться к своим. Когда же схватил трубку назойливо дребезжащего телефона и, кроме грохота разрывов, ничего не услышал, — без слов понял, что обстановка сложилась хуже, чем можно было ожидать.
Напрягая слух, он наконец услышал голос командира полка.
— Что там у тебя?! — спросил Новиков.
Комбат поторопился доложить хотя бы о самом главном, но успел произнести лишь несколько слов. Новиков перебил его:
— Ты понимаешь, что тут у нас? Противник наносит встречные удары, рвется из «котла». Держись там покрепче!
Трубка умолкла. Супрун понял, что бой подступил к НП командира полка, а взглянув вперед, увидел несколько танков и рядом со своим НП. За ними мельтешила, делая короткие перебежки, вражеская пехота. Пулеметные трассы, сверкая в дыму, секли, взбивали снег. Доносились одиночные выстрелы наших противотанковых ружей, вновь и вновь выплескивали огненные струи сорокапятки. Комбат с ужасом увидел, как два вражеских танка, прорвавшись к реке, развернулись в сторону батальонного медпункта. «Не пощадят раненых», — промелькнула страшная мысль. Он сделал рывок к ближайшему орудию, закричав в пургу:
— Танки с тыла!
Расчет услышал комбата. Бросившись к станинам, развернул орудие. Тут же послышались частые удары.
Били по танкам и другие орудия, а комбат, утирая с лица откуда-то появившуюся кровь, другой рукой направил бинокль в сторону медпункта. Головной танк крутился на одном месте. «Перешибли гусеницу», — вздохнул он с облегчением и услышал команду:
— Наводить по второму!
Команду сержанта солдаты исполнить не успели. Рядом с позицией грохнуло несколько снарядов. Небольшой участок земли вздыбился снежными фонтанами.
Воздух упруго вздрогнул, завизжали осколки. Свалившись в снег, комбат вновь услышал команду: «Наводить по…» — но и она оборвалась. Со всех сторон доносились команды и дикие выкрики, смешанные с длинными автоматными и пулеметными очередями.
Преодолевая адскую боль в ушах, Супрун поднялся на ноги. Рядом два солдата, упираясь ногами в рыхлый снег, пытались поправить отброшенное в сторону орудие. Поспешив к ним на помощь, комбат навалился на утонувшее в снегу колесо. Лишь когда орудие с большим трудом было вновь развернуто против танков, он увидел рядом со снарядным ящиком уткнувшегося лицом в снег командира орудия. Тот был мертв, но его посиневшие пальцы не выпускали заснеженный бинокль.
Солдаты произвели выстрел, но танк не был подбит. Упав на колени, Супрун стал корректировать стрельбу. Танк, не подбитый и со второго выстрела, развернул пушку в сторону орудия.
— Во фашист! — выругался наводчик и, нажав на ручной спуск, опередил немца. Раздался сильный взрыв. Танк тут же запылал.
Хотя оба танка, прорвавшихся в тыл батальона, были уничтожены, бой продолжался по всему фронту с прежней ожесточенностью.
В дыму и снежном урагане металась вражеская пехота. Одни ее подразделения пытались прорваться в глубину плацдарма, другие наносили удары по флангам наших оборонявшихся рот. И когда Супрун вместе с оставшимися в живых бойцами расчета вновь разворачивал орудие против танков, не прекращавших атаку с фронта, над самой головой просвистело несколько автоматных очередей. Где-то рядом послышались гомон и нерусская речь.
