– Но почему?!
– А почему ты требовал этого?
Уильям нахмурился:
– Видишь ли, этот проклятый Джек сказал, что я не смогу втянуть тебя в спор. Сказал, что ты показываешь мне фальшивое хорошенькое личико, а я сказал, что он сумасшедший. Но ты весь вечер соглашалась со мной во всем, что я говорил. – Он развел руками. – Боже мой, Антония, я просил тебя не говорить по-французски, а ты и глазом не моргнула!
Антония внезапно нахмурилась, но тут же снова засияла улыбкой:
– О, Уильям, я думала, что тебя беспокоит, подходим ли мы друг другу, и я пыталась успокоить тебя. – Она обняла его и увлекла к двери. – Я знала, что ты никогда всерьез не запретишь мне говорить по- французски, mon amour.
Уильям улыбнулся.
– Слава Богу, – пробормотал он. Да, Джек ошибался. Для человека, заявлявшего, что он знает женщин, Дансбери иногда очень плохо в них разбирался.
– Ну а теперь пойдем со мной туда, где мы можем попросить прощения друг у друга, – прошептала Антония, открывая дверь.
Тут Антония повернулась к Уильяму спиной, и тотчас же лицо ее исказилось злобной гримасой. Да, было совершенно ясно: Джек Фаради охладел к ней и теперь пытался произвести впечатление на свою Снежную королеву, настроив ее брата против «злобной Антонии». Но маркизу Дансбери не нужны пять тысяч годового дохода, а ей, Антонии, нужны. И он не остановит ее. Она знала то, что могло доставить надменному маркизу очень большие неприятности. Антония улыбнулась. Пять тысяч в год!
Фис с мрачным видом наблюдал за хозяином, беспокойно расхаживавшим по комнате.
– Не могли бы вы высказаться яснее, милорд?
Джек остановился и пристально посмотрел на дворецкого. Затем опять принялся расхаживать по комнате. Почти всю ночь он не смыкал глаз: все пытался найти способ спасти свою шею и накинуть петлю на шею Дольфа. Что же касается Лилит… Хотя она сказала, что любит его – ее слова все еще звучали у него в ушах, – он по-прежнему не знал, как завоевать ее, как сделать Лилит своей.
– Не знаю, как высказаться яснее, Фис. Что тебе известно о слугах Дольфа Ремдейла?
Тут дверь приоткрылась, и в комнату заглянул Мартин.
Повернувшись к камердинеру, Джек проворчал:
– Тебе давно уж пора присоединиться к нам.
Фис с Мартином переглянулись.
– Поймите, милорд, – проговорил дворецкий, явно пытаясь успокоить маркиза, – каковы хозяева, таковы и слуги. Вы не общаетесь с его светлостью, и мы не общаемся с его слугами. Но если вы скажете, что именно хотите узнать, то, возмож…
– Если бы я знал, что именно хочу узнать, я бы это уже знал! – перебил Джек. – Не могу поверить, что вы оба, собирая все сплетни, ничего не слышали!
– И никто ничего не слышал о том, что происходит в этом доме, – с невозмутимым видом заметил Мартин. – Впрочем, кое-что я мог бы вам сообщить, – продолжал камердинер. – Несколько месяцев назад прошел слух, что у мистера Ремдейла – тогда он еще не был герцогом, конечно, – одна из горничных упала с лестницы и сломала руку.
– Но это просто несчастный случай, – заметил Джек. – Причем не такой уж необычный.
– Так вот, он отослал девушку в одно из имений дядюшки. Вернее, ее отослал старый Уэнфорд.
В этой истории явно чего-то не хватало, и Джек догадывался, чего именно.
– А как назвали ребенка?
Мартин усмехнулся:
– Этого я не знаю.
– И еще… – вмешался Фис. – Теперь я вспомнил, что одна моя родственница три года назад поступила туда в услужение, а через две недели отказалась от места.
– Почему же?
Дворецкий пожал плечами:
– Она сказала, что боялась Дольфа Ремдейла. Сказала, что у нескольких девушек видела синяки.
Джек невольно сжал кулаки.
– Ты хочешь сказать, что он бьет и совращает своих служанок? – И этот мерзавец намеревается заполучить его Лилит!
Мартин кивнул:
– Похоже, что так, милорд.
– Ты мог бы вспомнить об этом пораньше, – проворчал Джек.
Дворецкий снова пожал плечами:
– Я же просил, чтобы вы выражались яснее, милорд.
