направилась туда, где в некотором отдалении от своих людей, в тени кухонь, развалился на земле Бор. Когда она приблизилась, атаман тут же поднял веки, и на мгновение девушку заворожил темный взгляд, с озорным восхищением смеривший ее от гребенок до ног, взгляд, полный безразличия и наглой уверенности в собственной для нее привлекательности.
Корделия увидела это так ясно, потому что одновременно распознала некий вид сверхъестественного воздействия, неосознанный выброс обаяния, пробуждающий у женщины неодолимую тягу приблизиться, и самое возмутительное заключалось в том, что на нее это действовало. Она вспыхнула, сделала еще шаг и заговорила холодно, как могла:
— Ты не крестьянин. Что ты забыл в этой воровской шайке?
Бор сел, провел рукой по волосам и пожал плечами:
— Живу, как умею, миледи.
— Ты, несомненно, мог бы найти своим способностям лучшее применение!
— И мне так казалось. — Бор согнул колени и обхватил их руками. — Я вступил в свиту лорда, но он развязал войну с соседом и проиграл. Тогда сосед вознамерился изловить и предать смерти тех из нас, кто отказался перейти на сторону врага.
Пришлось мне бежать в леса.
То была душераздирающая история, и Корделия ощутила, как увлекло ее повествование, а в душе росло сочувствие к рассказчику. Она напряглась, чтобы на лице не проявилось и тени овладевших ее эмоций.
— Но ты же чародей! Разве трудно найти возможность использовать свои силы?
— В самом деле, полагаешь ты? — улыбка застыла на лице Бора. — Мы ведь не в точности такие, как ты и твои братья, миледи. Да-да, мы слышали о вас. Не сомневаюсь, что все молодое колдовское племя, вплоть до самых отдаленных уголков Грамария, наслышано о вашем семействе! Сыновья и дочь Верховного мага и ведьмы, равной которой не сыскать? О да, мы все слышали о вас! Но лишь очень немногие обладают столь разнообразными способностями или подобной силой! Лично я, к примеру, способен читать мысли, могу изготовить ведьмин мох, если напрягу все свои умственные способности, но не более того.
Первый дар полезен тем, что сообщает мне о приближении врага, но это еще не залог победы. Второй отнимает слишком много сил, чтобы стать чем-то большим, нежели простая забава.
Корделия преисполнилась сочувствием:
— Но ты все же отмечен особым знаком.
— Лишь образно говоря, хвала небесам! — снова улыбнулся Бор. — И только если я выставляю его наружу. Я научился мастерски скрывать свое отличие. Ручаюсь, ты никогда бы не догадалась, не будь сама колдуньей.
— Я не ожидала…
— Естественно, — пожал плечами Бор. — Ведь из всего колдовского народа ты знаешь только ведьм из Королевского Ковена и тех немногих, кто постарался захватить все, что можно, невзирая на страдания других. Они обладают могуществом, которого недостает большинству из нас. — Он снова пожал плечами. — Слишком мало для пропитания и слишком много для того, чтобы среди прочих не ощущать себя чужаком — вот судьба заурядного колдуна.
Корделии очень захотелось объяснить ему, что людей, с рождения обладающих парапсихологическими способностями, следует называть «эсперами». Но она знала, что об этом можно говорить лишь с людьми, посвященными в существование за пределами Грамария огромной земной цивилизации.
— Но ты, по крайней мере, дворянин и, если я не ошибаюсь, сын лорда!
— Не ошибаешься, — понурился Бор. — Да только я младший сын, а вдобавок мой отец из тех лордов, что еще до нашего с тобой рождения лишились всех прав в результате первого восстания против королевы Екатерины.
— Корона сохранила мятежным лордам их земли и титулы…
— Но с тех пор они постоянно под подозрением. — Бор воздел указательный палец. — Старшие сыновья живут при дворе заложниками, постигая науку верности престолу, но не младшие. Отец не без сожаления сообщил, что мне в этом мире придется всего добиваться самому, хотя он и постарается оказать посильную помощь.
— Не сомневаюсь, что перед сыном лорда открыта масса возможностей!
— А много ли среди них подобающих? — хмыкнул Бор. — У меня был выбор между армией и церковью — все остальное недостойно нашего рода. Так вот, я не создан быть попом. — И снова взгляд атамана, будто легкими, осторожными касаниями, ощупал все ее тело.
Корделия постаралась скрыть пробежавшую дрожь.
— Нет, это не для тебя, — едко бросила она. — Однако ты мог бы пойти на службу короне!
Бор ухмыльнулся:
— Я же сказал, это старшего, а не младшего отправили ко двору учиться манерам и любви к королю с королевой. Нет, я был слишком зол на них, лишивших моего отца чести, а меня будущего.
— Тебе не кажется, что король с королевой проявили милосердие? В конце концов, они не отрубили мятежным лордам головы за измену. По законам и обычаям они вполне могли обезглавить или повесить лордов, распустить их армии и лишить всех прав жен и детей, так чтобы некому было наследовать бунтовщикам.
— Да, знаю, а поместья раздать тем, кто в войне поддержал монарха, — досадливо кивнул Бор. — Ты права, они проявили милосердие, но позор родителей ложится на их сыновей, да и что мне толку, вознесись старший брат хоть как высоко.
Корделия помнила, как могут соперничать братья, и слышала о семьях, где такое соперничество оказалось куда острее, чем в ее собственной.
— По крайней мере, ты не лишился ни куска хлеба, ни Крыши над головой! Ведь жил ты, ни в чем не нуждаясь!
— Это правда, — признал Бор, — но только пока был мальчишкой, лет, скажем, до шестнадцати. А затем оказался предоставлен сам себе, ибо отец умер, а старший брат большой любви ко мне не питал. Ты можешь сказать, что мне просто не повезло, когда я присягнул не тому лорду, убежал, спасая шкуру, и зажил своим умом. А в леса меня привела собственная безрассудность.
Я, во всяком случае, спорить не стану. — Бор посмотрел на Корделию, и она, словно в омут, погрузилась в его глаза, с тревогой ощутив, как слабеют члены, как стучит в жилах горячая кровь, и все это куда сильнее и дольше, чем в первый раз — или куда приятнее, — а слова его делали ощущения еще острее.
— Не будь я так унижен и опозорен, не опустись я до нищеты и разбоя, возмечтал бы о любовных томлениях, о сладостных вздохах, о встречах и расставаниях, о любви такой прекрасной дамы, как ты, миледи.
В ушах у нее зашумело, и, хотя она прекрасно знала цену столь непомерной лести, та часть ее души, которую сама она яростно отрицала, совершенно разомлела. Корделия услышала, будто издалека, собственный голос:
— Человек всегда может изменить свою судьбу. Преданность и прилежание, искренность и настойчивость способны возродить любого человека благородных кровей, как бы низко ни пал он.
Тебе не следует терять надежду, сударь.
Глаза Бора тут же загорелись этой надеждой.
— Конечно, миледи, — выдохнул он, — раз ты так говоришь, я буду надеяться, постараюсь восстановить свое доброе имя и доказать, что достоин расположения.
Взгляд ее застыл, лицо вспыхнуло румянцем.
— Расположения моего короля, разумеется, — тихо добавил он.
Но не обманул этим ни ее, ни себя, да и не собирался.
Они смотрели друг на друга несколько мгновений, которые показались вечностью. Наконец Корделия почувствовала, что обязана разрушить это напряжение. Стиснув руки на талии, она сказала:
— А теперь, сударь, ступай вместе со своими людьми и докажи, что благородные твои слова не расходятся с делом.
Он медленно встал и подошел к девушке. Его запах окутал ее, запах пыли и пота, а еще какой-то
