где дама, а где кавалер!
Взгляд Алена блуждал по залу.
— Но где же Корделия? Без нее здесь пусто, все без нее тускнеет.
Джеффри вытаращил глаза. Ведь не способна же эта ничтожная маска оставить Корделию не узнанной Аленом!
Еще как способна — если он не желает узнавать ее.
Какое-то время Джеффри пережевывал эту мысль, а потом сказал:
— Уверен, что она вот-вот появится. А пока, мой друг, не пригласить ли тебе на танец даму в зеленом с кружевами?
Ален уставился на приятеля, не в состоянии выразить своего возмущения.
— Это еще зачем?
— Затем, что танец с ней доставит удовольствие любому мужчине и научит тебя держать партнершу и двигаться с ней.
Такой опыт порадует Корделию и повысит твои шансы.
Ален пристально посмотрел на своего стража.
— Ты действительно так считаешь?
— Могу поклясться. — Джеффри подхватил кубок с проплывающего мимо подноса и вручил его Алену. — Друг мой, за последние полчаса ты не выпил ни капли. Прошу тебя, прими кубок, ибо где истина, если не в вине! А потому, выпей и возвеселись!
— Сомневаюсь, что истину можно найти на дне этого кубка, — усмехнулся Ален, принимая сосуд.
— А я в этом уверен. — Джеффри внимательно смотрел, как Ален осушает кубок. — Сейчас допьешь и сам увидишь.
Танец закончился, и Корделию немедленно осадила дюжина претендентов на следующий.
— Я бы никогда к ней не подошел, — заявил Ален с ужасом и, похоже, с облегчением.
— Зато я подойду, — уверил его Джеффри, — и можешь не сомневаться, когда танец подойдет к концу, мы окажемся рядом с тобой. Пей же, мой друг, дабы усладить свое дыхание. — И он решительно шагнул к толпе воздыхателей Корделии.
Она со смехом отвечала на хвалебные реплики и, по счастью, не спешила выбрать нового партнера. Джеффри успел пробиться к ней как раз в тот момент, когда вновь зазвучала музыка.
— Миледи, — прогремел он, — ты должна танцевать со мной.
Корделия изумленно посмотрела на него, но прежде чем успела возразить, дерзкий кавалер схватил ее за руку, обнял за талию и уверенно повел в танце. Девушке ничего не оставалось, как смириться со свершившимся, однако глаза ее метали молнии.
Как только они удалились от толпы, Корделия зашипела:
— Как ты посмел вмешаться в мои дела, брат!
— А как же иначе? — возразил Джеффри. — Естественно, брат обязан оберегать свою сестру, чтобы и волос не упал с ее головы, особенно когда она выставляет себя, как никогда прежде!
— Да что это ты, братец? — усмехнулась Корделия. — Оскорблен моим декольте? А разве сам ты не силишься заглянуть в самый глубокий вырез?
— Так то у посторонних, — неохотно пробормотал он, — У других женщин это приятно глазу и в порядке вещей — но не у собственной же сестры!
Она презрительно рассмеялась:
— Постыдись, Джеффри! Разве ты не понимаешь, что каждая женщина, которой ты домогаешься, может оказаться чьей-то сестрой?
— Ну… наверное. — На самом деле, он никогда не задумывался об этом. — Но они не любят своих сестер и не заботятся о них в той мере, как я!
— До сих пор я что-то не замечала особой любви и заботы.
— Корделия! — оскорбленно воскликнул он. — Да я затеял все это лишь для того, чтобы защитить тебя и добыть предмет твоей сердечной страсти!
Она посмотрела ему в глаза и увидела, что брат говорит искренне. Он и вправду очень любит ее.
— Я, конечно, благодарна тебе, брат, — с теплотой сказала она. — Итак, мне не позволено радоваться танцам и мужскому вниманию только потому, что у меня отыскался заботливый брат?
— Вот именно! Оставь эти глупости тем, о ком некому позаботиться — вот по этой причине они не заботятся и о себе!
— О Джеффри, откуда вдруг такое ханжество? — нетерпеливо перебила брата Корделия. — Не говори мне, что осуждаешь подобное поведение — ведь оно так нравится тебе в женщинах, которых ты домогаешься!
— Ну… да… но ведь они мне не сестры!
— Фу, братец! Если ты не образец добродетели, то почему им должна быть я?
Джеффри с трудом сдержал свои чувства, и Корделия с удовольствием взирала на его побагровевшую от злости физиономию. Она рассмеялась, точно Далила, легко и заливисто:
— И все-таки, брат, я тоже не лишена сострадания. Во всяком случае, весь этот танец я обещаю быть образцом целомудрия.
И сдержала обещание.
Когда танец закончился, Джеффри выпустил ее руку и отступил с легким поклоном. Корделия присела в реверансе, а когда выпрямилась, увидела перед собой кавалера в золоте и пурпуре, в длинном алом плаще и золотыми волосами, ниспадающими на строгую черноту полумаски. Он был до того хорош собой, что у девушки сердце екнуло.
— Позволь пригласить тебя на танец, миледи, — обратился он к ней низким чувственным голосом.
— Конечно, милорд, — пробормотала Корделия, и, еще прежде, чем заиграла музыка, он взял ее под руку, оставив ни с чем дюжину разочарованных претендентов.
Когда же раздались первые звуки танца, его рука легла на талию девушки, а другой он взял ее ладонь и поднял над головой.
Он не прижимался к ней телом, держась в узких рамках приличий, но отчаянная дерзость в его глазах, когда он смотрел на нее, сверкающая белизна зубов, когда он улыбался, движения танца приводили ее в смятение и кружили голову. Все благопристойно, знаете ли, однако в движениях его была такая чувственность, такой призыв, такая жажда близости, каких она даже не подозревала в мужчине. Жгучий трепет из глубины тела распространился повсюду, и она с изумлением поняла, что реагирует на этого незнакомца точно так же, как на Бора.
Ей стало страшно.
Он увлек ее прочь, и наконец тела их встретились и бедра соединились. По телу Корделии, с головы до пят, пробежала судорога. И казалось, что золотой незнакомец испытывает те же чувства. Он улыбнулся, глаза его загорелись чуть ли не обожанием и сверлили ее насквозь. Корделия, будто завороженная, не могла отвести от него взгляда.
Наконец, хвала небесам, им пришлось разделиться, следуя логике танца, и чинно вышагивать бок о бок, однако чресла ее горели, и она понимала, что выглядит далеко не так степенно, как следовало бы. Корделия посматривала на высокого красивого незнакомца и, гадая, кто же это, испытывала невероятное искушение подсмотреть его мысли и выяснить…
Но — нет. «Наслаждайся моментом, каков он есть, — приказала себе она. — Пользуйся случаем».
Потом они вновь соединились, и он пробормотал низким и хриплым голосом, явно Корделии незнакомом:
— Миледи, ты самый прекрасный, самый изысканный плод из когда-либо украшавших Древо Жизни! Не находись мы в самой гуще людской, я бы не удержался и вкусил божественной сладости.
Корделия хихикнула, не в состоянии сдержать переполнявшие ее чувства, напряжение ослабло, и она лучезарно улыбнулась:
— Зачем же сдерживать себя, сударь? Или желания твои настолько постыдны, что тебя смущают посторонние взгляды?
— Отнюдь, — выдохнул он, а лицо его приближалось и приближалось… И вот губы его чуть прикоснулись к ее устам, прижались сильнее… Поцелуй становился все крепче, Корделия судорожно
