— Как ты сказал, Маг? — с любопытством переспросил Бонкорро.
— Я бы назвал ваше величество материалистом, — осторожно выговорил Мэт, — несколько идеалистичным, правда, но все равно материалистом.
— Согласен, если материализм — не религия. — И Бонкорро снова посмотрел на Мэта, прищурившись.
— Знаете, для некоторых людей он становится религией, но будьте покойны, для вас не станет. Вы, похоже, ухитрились привнести нечто совершенно новое в средневековое общество.
— Неужели? Что же именно?
— Светскость, — ответил Мэт. — Светскость, которая сама по себе ни добра, ни порочна.
— Что ж, в таком случае я буду светским королем! Потому что я напрочь отказался и от Добра, и от Зла, верховный Маг, в этом можешь не сомневаться.
— Ничего удивительного. Ведь вы видели, как вашего деда убило одно, а вашего отца убили, несмотря на его преданность другому. Но насколько я понимаю тот мир, в котором мы живем, ваше величество, выбора у вас нет: вы обязаны быть либо таким, либо другим. Даже если при жизни вам удастся сохранять некое равновесие, вы не сможете избежать последствий после смерти.
— Молчи! — крикнул король, — нечего пугать меня концом жизни, пока я еще так молод!
— Memento mori* [19]! — проговорил Мэт, гадая, насколько близка латынь его родного мира к тому романскому языку, который мог быть понятен королю.
Видимо, латынь таки оказалась понятна. Глаза Ребозо смотрели с ужасом. Но вот Бонкорро, видимо, недоставало образования, потому что молодой король только нахмурил лоб и сказал:
— Я не стану думать о загробной жизни до тех пор, пока не найду мистического заклятия, которое поможет моей душе прекратить существование, как только умрет мое тело! Может быть, я лишу себя радостей блаженства добродетели, но я хотя бы надую Сатану, избежав наказания за грехи.
Подумать только, а ведь большинство людей так жаждали бессмертия!
— А как бы вы себя почувствовали, если бы я, обратившись к вам, провозгласил: «О король, живи вечно!»
— Мысль интересная! А ты знаешь, Маг, как этого достичь?
— Боюсь, что нет, — откровенно признался Мэт.
— Вместе с тем все равно весьма любопытно, — задумчиво проговорил Бонкорро, — нужно будет разыскать колдуна с научным складом ума и поручить ему поразмыслить над этим.
Канцлер понял: от этой темы нужно срочно уходить.
— Ваши подданные очень хвалят вас, ваше величество. Они говорят, что вы добрый король, хороший. Некоторые даже говорят, что великий.
В конце концов лесть еще никогда до беды не доводила.
— Я не против. — Бонкорро довольно усмехнулся. Однако взгляд его был осторожен. Лесть он распознал и явно хотел знать, к чему она. — А вот твоя магия, верховный Маг, — ты черпаешь силу от Бога?
— О да, — ответил Мэт. — Хотя порой и случайно.
Ребозо так зыркнул на Мэта, словно желал ему лопнуть, а Бонкорро только немного нахмурился.
— Случайно? Как это можно быть добрым случайно?
— Кому же это понимать, как не вам! — удивленно воскликнул Мэт. — В моем случае это потому, что я жутко занят. Понимаете, обычно меня больше заботит сила поэзии, нежели ее источник.
— О, вот это поистине удивительно! — вскричал Бонкорро. — Мне всегда так нравились стихи! На самом деле я намерен учредить премию в области поэзии, как только накоплю достаточно средств!
— Понятно. Даже королям порой приходится остановиться и прикинуть, что они могут себе позволить, а что нет, — вздохнул Мэт. — То, что вы задумали, безусловно, прибыли не принесет.
— Верно, но, может быть, ты додумался до того, как извлекать из поэзии выгоду?
— О, боюсь, что не додумался. Даже здесь золота стихи не создают.
— Но как же репутация?! Ведь стихи сделали тебя тем, кем ты стал! Они дали тебе власть!
Мэт смущенно пожал плечами:
— Перо не более могущественно, нежели меч, ваше величество.
— Вот как? — Неторопливая улыбка тронула губы Бонкорро. — А давай проведем опыт, верховный Маг.
У Мэта по спине побежали мурашки.
— О... Так вы решили испытать меня?
— Назовем это так. — Ребозо зловеще улыбнулся Мэту, продемонстрировав несовершенство средневековой стоматологии.
— Да, пусть это будет испытание твоей силы! — поспешил проговорить Бонкорро. — Ибо мне не хотелось бы проявить недостаток гостеприимства, даже если гость явился ко мне без приглашения. Мы предоставим тебе апартаменты, верховный Маг.
Мэт нахмурился.
— Позвольте мне быть откровенным. Мне необходимо точно понять вас. Вы хотите предоставить мне крышу над головой и тем самым проверить, какова моя чародейская сила?
— Все дело в том, что за апартаменты тебе будут предоставлены, — уточнил канцлер, сверкая глазами.
— А-а-а, — вздохнул Мэт и поудобнее пристроил лютню за спиной. — Хотите сказать, что ночь мне придется провести в темнице.
— Ночь, — кивнул Ребозо. — А может, и не одну.
— Значит, испытание моей силы состоит в том, сумею я или нет выбраться из вашей темницы?
— Если ты такой могущественный чародей, что вынудил меня выслушивать твои советы, то ты, несомненно, с легкостью сумеешь покинуть мою тюрьму.
Мэт печально покачал головой:
— Ох, ваше величество, ваше величество. Я от вас ожидал большего.
— Да? — удивленно воскликнул Бонкорро. — Но надеюсь, ты прекрасно понимаешь, что я не могу позволить тебе беспрепятственно странствовать по моей стране, верховный Маг! Что же, ты настолько уверен в том, что тебе удастся убежать?
Мэт пожал плечами:
— Прежде я убегал из нескольких тюрем и буду искренне удивлен, если ваша чем-то сильно отличается от предшествующих. — Мэт посмотрел на гвардейцев, нервно переминающихся с ноги на ногу. — Ну, пошли, что ли, ребята?
— Ты что, не возражаешь? — изумленно прошептал Ребозо.
— Не возражаю? Почему? Возражаю, конечно! Но я не против. Мне везет: в тюрьмах мне всегда встречаются на редкость интересные люди. И вообще, пока Фламиния и Паскаль пребывают в безопасности где-то на природе, в сельской местности, можно и передохнуть ночку на заплесневелой соломе.
Канцлер мстительно уставился на Мэта.
— Для могущественных магов у его величества имеется особая темница! И если тебе удастся выбраться из нее, верховный Маг, то ты поистине великий чародей!
Вот тут в душу Мэта впервые закрались сомнения. И сомнения эти буквально через мгновение превратились в страх, ибо король Бонкорро раскинул руки и принялся читать нараспев какие-то стихи на смутно знакомом языке. Вообще-то Мэт всегда не очень доверял иностранным языкам, особенно с тех пор, как еще на первом курсе схлопотал двойку по немецкому. И потом, как можно ответить контр стихотворением, если ты не понимаешь, о чем тебе читают? Правда, постмодернистов это не остановило...
Бонкорро свел кулаки, повертел ими так, словно завязывал узел, и исчез.
Исчез? К исчезновениям Мэт привык. Он был знаком с пятью-шестью чародеями и колдунами, которые умели исчезать. Но ему до сих пор ни разу не встречался волшебник, который бы, исчезая, сумел прихватить с собой все и всех, и даже близстоящие дома, и мостовую, и даже, между прочим, небо и солнце.
Но вот свет не прихватил. По крайней мере Мэт видел все, что осталось, пускай даже освещение стало сероватым, тусклым, бесформенным, разлитым. Что-то вроде миниатюрного рассеянного света. Мэт даже
