Когда мы наконец добрались до купейного вагона, в коридоре было пусто.
– Какие? – спросил Лосуту.
– Вот эти. – Эпплгейт указал на двери наших двух купе. – Единственные, которые я не контролирую.
– Давайте пройдем сюда. – Я подошел к купе, которое занимала Бейта, и коснулся кнопки звонка. – Моя помощница тоже примет участие в нашем разговоре.
– И ваш спутник тоже, – кивнул Эпплгейт. – Тот, который изображает из себя еще одного врача.
Дверь открылась, и я заметил промелькнувшее на лице девушки удивление, когда она поняла, что я не один, а с компанией. Но когда она как следует рассмотрела, чтоэто была за компания…
– Прошу прощения. – Я осторожно отодвинул ее в сторону и вошел. Стенка между двумя купе была наполовину отодвинута. – Боюсь, что мы просчитались.
– Что вы имеете в виду? – спросила она.
Эпплгейт пропустил вперед Лосуту и закрыл за собой дверь.
– Он имеет в виду, что игра окончена. Быстро сели! Эй, ты – там, в другом купе, – иди сюда!
Ответа не последовало.
– Эй, ты! – снова позвал Эпплгейт, на этот раз более резко. – Выходи немедленно.
– Одну минуту… – послышался наконец робкий голос Макмикинга, дрожащий, словно у насмерть перепуганного клерка. – Прошу прощения, я не одет.
Бывший полковник поколебался, вероятно размышляя, насколько безопасно будет оставить нас одних, пока он будет вытаскивать за шиворот Макмикинга из соседнего купе. Его взгляд встретился с моим, и, видимо, он решил отказаться от своих намерений.
– У тебя есть одна минута, – бросил он.
Лосуту откашлялся.
– Вы обещали объяснить мне, что происходит, Комптон.
– В общих чертах – Терренс Эпплгейт стал кем-то вроде самозванца, – начал я достаточно громко для того, чтобы меня мог слышать телохранитель моего босса. – «Кем-то вроде» – потому, что до сих пор он даже не осознавал, что является носителем для части коллективного разума под названием модхри.
– Он даже сейчас этого не осознает. – Бейта едва ли не шептала. – Модхри завладел его телом, погрузив личность в сон. Когда он его освободит, Эпплгейт вновь станет прежним, не помня ничего о том, что произошло. Он будет думать, что просто на какое-то время потерял сознание.
– Примитивные создания вроде вас очень любят рассуждать о том, чего даже не понимают, – сказал Эпплгейт.
– Зачем вы это делаете? – спросил Лосуту, и я вынужден был отметить, что при всем моем скверном отношении к нему им трудно не восхищаться. После всего того, что на него обрушилось, он продолжал действовать как истинный дипломат. – Чего вы, собственно, хотите?
– Я хочу быть всем и править всеми. – Действительно, почему бы нет, обычное и вполне исполнимое желание. – И этот день настанет. Но – к делу, – продолжал он, переводя на меня свои мертвенно-пустые глаза. – Ты забрал с Модхры-1 три чипа с данными. Отдай их мне.
– Если ты так настаиваешь… – Я показал на кресло, у подлокотника которого на выдвижном столике лежали ридер Бейты и чипы. – Вот они.
Эпплгейт шагнул к креслу, не упуская нас из виду, и, бросив на чипы быстрый взгляд, сунул их в карман.
– А теперь расскажи, что тебе известно.
Не притвориться ли дурачком? Но похоже, этот номер не пройдет.
– В последнее время ваши поставки кораллов за пределы планеты резко возросли. Больше ничего.
Глаза его сверкнули.
– Ничего?
– Абсолютно ничего. – И это было правдой: в конце концов, я разобрался в ситуации отнюдь не благодаря его драгоценным чипам. – Хотя это не значит, что мы не пытались.
– Понятно, – пробормотал Эпплгейт и начал поворачиваться…
И прежде чем я успел отреагировать, он шагнул к койке, схватил Бейту за волосы и дернул вверх, поднимая ее на ноги.
– Ты лжешь. – Его голос был мертвенно-спокоен. – Признайся, где он, и я отпущу ее.
– Я не знаю, где он! – На лбу у меня выступил пот: Эпплгейт схватил ее правой рукой за горло. – Оставь девушку в покое!
– Кто – он? – недоумевал Лосуту.
– Прекрасно! Пусть будет по-твоему. – Носитель модхри сунул левую руку в карман и вытащил…
Кусок модхранского коралла.
– Ну! – Он продемонстрировал мне коралл. – Скажешь правду? Или я просто оцарапаю ее, вот так, – Эпплгейт сделал вид, будто проводит кораллом по щеке девушки, – и превращу ее в то, чего она боится больше всего на свете.