дротика лежат у него в ящичке на столе. В ситуации, которую я описал, он не схватился за пепельницу или за несуществующий камень, не бросился он и на грабителя. Он метнул дротик. Если б он промахнулся, его бы пристрелили. Мы знаем, что пистолет вора был заряжен. Он выстрелил. Выстрелил в доктора Коха. Доктору Коху фантастически повезло в том, что дротик поразил важный орган грабителя, угодив точно в глаз. В результате доктор Кох жив и находится в этом зале суда вместе с нами. И будет совершена вопиющая судебная ошибка, если сейчас же с доктора Коха не будут сняты все обвинения, выдвинутые окружным прокурором. Он всегда был законопослушным гражданином, ни разу не нарушившим даже правила дорожного движения, и он мужественно продолжает практиковать, неся помощь людям в районе, где с каждым днем нарастает анархия. Если дело доктора Коха будет передано на рассмотрение присяжных, а я уверен, что он должен быть освобожден от ответственности, поскольку его действия не выходят за рамки самообороны, суд станет для него жестоким и ненужным наказанием.
Молодой мужчина, как я понял, мой противник, прервал Томасси с яростью и злобой в голосе.
— Этот человек, ваша честь, — он указал на меня, — угодил другому человеческому существу дротиком в глаз.
— Ваша честь, — Томасси продолжил, не повышая голоса, — похоже, народ бы предпочел, чтобы доктор Кох защитил себя простым и надежным пистолетным выстрелом в сердце? Мы обсуждаем необычное, можно сказать, даже смехотворное, но единственное доступное в тот момент средство защиты, или вопрос в том, совершил ли доктор преступление, защищая собственную жизнь, когда ему угрожали смертельным оружием? Народ утверждает, что действия доктора не являлись самозащитой?
— Его должны судить, — заявил молодой человек. — Присяжные решат, действовал ли доктор адекватно возникшей ситуации или вышел за рамки допустимой самозащиты.
На каких весах надобно измерять насилие? Мне следовало целить в грудь? Дротик не пробил бы ребра. Тогда я ни о чем таком не думал, просто метнул дротик в ненавистную физиономию.
Судья, мужчина с огромной головой и кустистыми бровями, предложил Томасси подойти поближе.
— С вашим клиентом все в порядке? — услышал я его вопрос.
Томасси направился ко мне.
— Что-нибудь случилось?
— Я пью воду.
— Вы весь в поту.
Я коснулся пальцами лица. Достал носовой платок и вытер лоб, щеки, шею.
— Хорошо, — кивнул судья и пригласил Томасси и прокурора на короткое совещание. Он не хотел, чтобы я их слышал. Мне не дозволено слушать суд над собой?
Я наблюдал, как Томасси ответил на сказанное судьей. Тут же зашевелились губы молодого человека. Я словно лишился слуха. Что происходит?
И тут же Томасси вновь оказался рядом со мной и прошептал: «Судья хочет знать, станете ли вы свидетелем обвинения, когда человек, которого вы ранили, поправится и предстанет перед судом».
— Это обязательно? — спросил я. — Разве им недостаточно полицейских протоколов?
— Нет.
— Разве я не могу дать им аффидевит?
— Вы им нужны как свидетель. Пожалуйста. Я пытаюсь заключить с ними сделку.
— Закон — это сделка?
Томасси рассмеялся.
— Доктор Кох, вы удивительно наивны.
Томасси вернулся к судье. Совещание продолжалось еще несколько минут, а затем он и молодой человек заняли прежние места, причем выглядели они уже не соперниками, а коллегами.
— Дело прекращено, — объявил судья.
Томасси одобрительно кивнул, затем пожал мне руку.
— Вы должны быть счастливы.
— Не могу.
— Мы выиграли.
— Еще нет. Дело не закончено. Вы сказали, этот человек поправляется. Его будут судить.
— Он сядет в тюрьму.
— Надолго?
— Не знаю. На несколько лет.
— За хорошее поведение его могут выпустить раньше?
— Возможно.
— И я должен ждать, когда же он придет, чтобы отомстить.
Не следовало мне выдавать своей тревоги. В мире, где правда таит в себе опасность, я должен был поблагодарить его, чего он, собственно, и ожидал. А я заявил, что он добился лишь отсрочки моего наказания. Мы не можем излечить этот мир, вновь и вновь готовиться защитить себя — большего нам не надо.
— Мистер Томасси, вы доставите мне огромное удовольствие, если позволите угостить вас выпивкой. Обычно я не пью, но сегодня присоединюсь к вам, если вы составите мне компанию.
— Разумеется.
В баре мы чокнулись.
— Еще раз, благодарю вас.
Он кивнул.
— Сколько я вам должен?
— Я пришлю счет. Небольшой. Лишь за потраченное время.
— Я для вас не такой уж выгодный клиент, мистер Томасси. Мне понадобилось прожить шестьдесят лет, чтобы первый раз предстать перед судьей. Еще шестьдесят я не проживу.
— Главное, не нарывайтесь на неприятности.
— Я постараюсь, постараюсь. Я просто обязан держаться от них подальше. Но, должен вам сказать, Франсина Уидмер, похоже, позаботится о том, чтобы я не избегал встречи с ними.
Его лицо изменилось.
— Видите ли, — продолжал я, — мы провели с ней столько времени, что я знаю ее лучше, чем кто бы то ни было. Она нацелена на борьбу с лицемерием этого мира, причем не только в тех случаях, когда лицемерие это задевает ее лично. Она будет сама охотиться за ним. В этом, я думаю, ее призвание, великий инквизитор в женском облике. Так что неприятности будут преследовать ее постоянно, и ей не обойтись без Маккаби, всегда готового прийти на выручку.
— Доктор Кох, у вас задатки свахи, — заметил он.
Мне не осталось ничего другого, как рассмеяться.
— Такой клиент требует особой заботы, — добавил он.
— Простите меня, — я, наконец, решился, — я достаточно стар, чтобы взять на себя роль доброго дядюшки, не так ли? Это одна из величайших радостей в жизни — заботиться о такой красивой и умной женщине, как Марта.
Он уставился на меня.
— Вы сказали, Марта.
— Я имел в виду Франсину, — ответил я сквозь смех. — Я имел в виду Франсину.
Глава 50
Томасси
Только дурак всегда честен с другими, но иной раз и святому едва ли под силу оставаться честным с самим собой. Я никак не мог заставить себя взять трубку и услышать ее голос.
Мой секретарь застыла у стола. Так она поступала, полагая, что я делаю не то, что следует.
