сопротивление только помешает побегу. Он шагнул вперед.
И оказался в длинном коридоре, по обе стороны которого выстроились высокие, в рост человека двери. Из-за некоторых доносилось тяжелое дыхание, за одной плакала женщина. Воняло хуже, чем в общественном туалете.
— Что это значит? — спросил Генри.
— Вы все увидите.
— За этими дверьми люди.
— Естественно.
В другом конце коридора двое оранжево-синих заталкивали сопротивляющегося веснушчатого в одну из дверей. Клит открыл другую. За ней оказалась узкая глухая ниша. Шкафчик. Генри мог стоять в нем лишь слегка согнувшись.
— Так как это ваше первое нарушение, я обойдусь с вами по-хорошему, — Клит снял с Генри наручники. — Вы сможете почесываться, — и указал на шкафчик.
Веснушчатый кричал, чтобы с него сняли наручники. Оранжево-синие посмотрели на Клита.
— Ни в коем случае, — ответил тот. — Вы же слышали, что он послал меня к черту, не так ли?
Веснушчатого втолкнули в шкафчик. Дверь захлопнулась. Какой кошмар, думал Генри. Он повернулся к Клиту.
— Вы сумасшедшие.
— Если б каждый еврей Америки побывал в таком шкафчике, у нас поубавилось бы забот, — отрезал Клит.
— Каких забот?
— Заходите туда.
— И сколько вы там держите людей?
— Максимальный срок — несколько дней. За первое нарушение даю вам четыре часа. Второму — восемь.
Кому будет тяжелее, подумал Генри, ему в шкафчике или Маргарет в томительном ожидании.
Он взглянул на Клита.
— Скорее, — тот нетерпеливо переминался с ноги на ногу. — Я не хочу стоять здесь весь день.
Сопротивление, напомнил себе Генри, может помешать вечернему побегу.
В шкафчик он вошел спиной, лицом к отверстиям в двери, через которые поступал воздух.
— Очень благоразумно, — прокомментировал Клит, закрывая дверь.
В шкафчике было темно. Генри провел рукой по металлической поверхности двери. Никаких ручек. Тот, кто выберется из шкафчика, тут же откроет остальные двери.
Замолкли шаги Клита и оранжево-синих, хлопнула наружная дверь. Из какого-то шкафчика раздался ужасный крик. Услышать его могли только другие заключенные.
— Вы меня слышите? — громко спросил Генри. — Есть кто-нибудь рядом?
Ответа не последовало, но Генри показалось, что он уловил какой-то звук в шкафчике справа.
— Вы меня слышите? — повторил он.
— Замолчите, а не то срок наказания увеличат вдвое, — прошептали в ответ.
— Во вторую неделю тут действительно не дают воды?
Молчание.
— А в третью оставляют без еды?
— Замолчите.
— Только получив ответ.
Справа тяжело вздохнули.
— Правда. Пожалуйста, не разговаривайте.
Генри не хотел причинять неприятности неизвестному соседу и перестал задавать вопросы. Впервые он понял, что надо не просто вырваться отсюда, но и закрыть этот «курорт», поведав миру о том, что здесь творится.
А пока, подумал он, ему суждено узнать, сколь долго могут тянуться четыре часа.
Глава 9
Филлис Минтер давно уже поняла, что в этом мире, если хочешь что-то узнать, надо прежде всего использовать глаза. И не просто смотреть, но подмечать все мелочи. Уже в первые два дня, проведенные в «Клиффхэвене», Филлис отметила, что между двумя и пятью часами пополудни, когда в обеденном зале никого нет, к ресторану подъезжают большие грузовики. С одного, она это видела, выгружали продукты. Другой, судя по всему, привозил баллоны со сжиженным газом. Его водитель, долговязый парень, носил высокие башмаки, точь-в-точь как у нее. Едва ли он откажется покатать симпатичную женщину. Скорее всего, водители полагали, что это обычный курорт с потрясающим рестораном. Подождите, она еще расскажет правду. Шеф детективного бюро Пасадены ей поверит. Но сначала предстояло выбраться отсюда живой и невредимой.
В ресторан Филлис сопровождала молчаливая девушка по имени Кэрол. Филлис с трудом удалось вытянуть из нее некоторые подробности прошлого. Кэрол короткое время работала стюардессой. Однажды самолет совершил вынужденную посадку. Все закончилось благополучно, пассажиры выбрались через запасные выходы, но Кэрол до смерти перепугалась и с радостью схватилась за предложенную работу в «Клиффхэвене». На ленче Филлис тянула время, чтобы задержаться подольше, а потом, когда Кэрол уже достала ключ, чтобы запереть ее в номере, сказала, что забыла какую-то вещь на столике и просит разрешения быстренько сбегать за ней. Кэрол не возражала, и Филлис пошла к ресторану.
В обеденном зале мужчина с оранжевой нарукавной повязкой сосредоточенно подметал пол. Столы уже накрыли к обеду. Филлис подошла к своему, заглянула под него, провела рукой по сиденьям стульев, на случай, что за ней следят. Осмотрела она и соседний столик, походя взяла нож одного из приборов, прижала его к руке, а затем, наклонившись, сунула за голенище. Один из ее нью-йоркских знакомых, который много рассказывал об армии, среди прочего упоминал о том, что штыки обычно не очень остры. Ими колют, а не режут. Вот и обеденный нож, не такой острый, как тот, каким пользуется повар, мог убедить кое-кого оказать ей посильную помощь.
Выходя из ресторана, Филлис похвалила себя за то, что взяла нож с чужого столика.
Около эстакады стоял только один грузовик, выкрашенный в те же оранжево-синие цвета, что и форма сотрудников «Клиффхэвена». Вероятно, это их грузовик, подумала Филлис. Дерьмо! Придется отложить все до завтра и придумывать какой-то новый предлог, чтобы улизнуть от Кэрол.
И тут она услышала натужный рев мощного двигателя. На дороге появился рефрижератор. Когда он подкатил к эстакаде, Филлис увидела, что за рулем сидит толстый мексиканец.
— Жаль, — вздохнула она, — что это не тот долговязый в высоких ботинках, но нищим не приходится выбирать.
Филлис подошла к кабине. Когда водитель заглушил двигатель, спросила, сколько он тут пробудет.
Мексиканец покачал головой.
— Не разрешено разговаривать с гостями. Только с персоналом.
Филлис улыбнулась.
— О, перестань. Такой милый парень, как ты, может говорить, с кем захочет.
В глазах мексиканца мелькнул испуг.
— Не мог бы ты прокатить меня вниз? — продолжила Филлис.
Мексиканец не отвечал, уставившись в какую-то точку за ее спиной.
Филлис обернулась. Кэрол стояла в двадцати шагах от нее.
— О, привет, — Филлис помахала рукой.
— Вы нашли, что искали? — холодно спросила Кэрол.
Филлис пришлось признать, что выбраться из «Клиффхэвена» будет не столь легко, как она поначалу