— Что, — процедил он сквозь сжатые губы, — что вы предлагаете?
Лукас, похоже, обрела уверенность.
— Ну, может, употреблять слова «он» и «она» или что-то в этом роде. Это было бы немного поточнее.
Он забарабанил пальцами по столу, казалось, обдумывая услышанное.
— Нет, доктор Лукас. Нет! — И вдруг его кулак с грохотом опустился на полированное дерево. — Может, молодым людям в Гарварде и удаются такие штучки, но здесь это не пройдет!
Он помолчал, потом вернулся к прежней теме и прежнему тону.
— После того как закончится ваш первый год работы с пациентами, на второй год вы перейдете уже в число сотрудников, если вы нам понравитесь. — Он бросил острый, как кинжал, взгляд в сторону Лукас. — Тогда вас прикрепят к какой-то лаборатории, где вы займетесь интересующей вас специфической темой.
За дверью конференц-зала резко зазвенел звонок. И тотчас, словно приказ командира, из громкоговорителя раздался женский голос.
— Шифр голубой. Двенадцатый этаж. Комната тридцать восемь.
— Не обращайте внимания. — Это были первые слова, которые произнесла секретарша, почти шепотом, но Логан их услышал.
Ларсен наклонился к ней.
— Это миссис Конрад.
Он поколебался, нахмурился, потом встал.
— Доктор Кразас, — сказал он, быстро направляясь к двери. — Надеюсь, это все?
— А кто такая миссис Конрад? — отважился спросить Логан несколько часов спустя.
Рич Левитт, старший сотрудник, чей список пациентов должен унаследовать Дэн, взглянул на него через свой аккуратно убранный стол.
— Жена сенатора Конрада… — Он поднял бровь, ожидая, когда сказанное дойдет до Логана. — Северная Каролина. Сенатский комитет по ассигнованиям.
— А…
— А что?
Логан пересказал ему эпизод во время встречи.
— Только не рассказывай мне, что ты впервые столкнулся с действительностью. А каким образом, ты думаешь, это место финансируется?
Дэн кивнул. Ну, конечно, ясно, у каждого медицинского учреждения, каким бы демократичным оно ни задумывалось, при всеобщем равенстве существует еще как бы равенство внутри равенства. Что его смущало — прямота, с которой здесь говорили про это. В конце концов, АИР — правительственное учреждение. И все, работающие на программу, подчиняются одним и тем же правилам.
— Ну, мне казалось, что АИР выше политики, — признался Дэн.
— Знаешь, давай скажем так: просто этой даме уделяется больше внимания, чем другим пациентам. И запомни — это не твоего ума дело. Миссис Конрад нет в твоем списке больных. — Он улыбнулся и покачал головой. — Выше политики, говоришь? Да эти ребята живут и умирают в конгрессе. Некоторые проводят там, на Холме, полжизни, пытаясь вытрясти деньги на свои любимые проекты.
— А в нашем списке пациентов есть очень важные персоны?
Левитт протянул Дэну список, в котором стояли галочки.
— Два конгрессмена. Помощник по административным вопросам человека номер два в сенатском комитете по вооружению. Супруга одного чиновника из Министерства труда, супруга какого-то деятеля из Министерства обороны. — Он потер лоб и улыбнулся. — В случае чрезвычайной ситуации совсем неплохо. Но все-таки наши пациенты ни в какое сравнение не идут с миссис Конрад. Да ты и сам видел, если даже Ларсен из-за нее подпрыгнул.
Логан не совсем понимал, как относиться к Левитту. Он редко сталкивался с такой несовместимой смесью самоотверженности и потрясающего цинизма. Ему пришло на ум, что именно в нем и есть отражение самой сути института.
— Так миссис Конрад сейчас здесь самая главная персона?
— Безусловно. — Он помолчал. — Ну, насколько мне известно.
— А что это значит?
Левитт вздохнул.
Нет, он совсем не против того, чтобы дать ответ на любой вопрос новичка, глаза которого округлились от удивления, но все же главное — передать ему своих пациентов, а самому заняться делами поинтереснее.
— Иногда, точнее, довольно редко здесь появляются люди, с которыми имеет дело только руководство института. Их могут даже регистрировать под вымышленным именем.
— Ты шутишь?
— Нет, тем более что это не такая уж тайна для окружающих. — Он взглянул на часы. — Слушай, думаю, самое время посетить моих пациентов, которые скоро станут твоими.
— Хорошо, — сказал Логан, — по крайней мере, это мне более знакомо.
— Может быть, хотя здешние пациенты не такие, к каким ты привык.
Логан опять смутился.
— Ну, у меня вообще-то была большая практика в Клермонте, и я имел дело с последней стадией рака…
— Нет, — прервал его Левитт. — Существенная разница. Тех пациентов ты лечил индивидуально и в зависимости от меняющихся обстоятельств мог импровизировать. Так?
— Конечно.
— Ну так вот. Я не могу объяснить более доходчиво, Логан, но здесь у тебя будет нулевая возможность такого варианта лечения. Вообще никакой. Твоя работа — четко следовать предписаниям. В точности сохранять цикл. Иногда ты вынужден будешь действовать вопреки своему мнению, каким бы верным оно ни казалось.
Логан молча воспринимал услышанное.
— Да, придется психологически перестраиваться, чтобы приспособиться.
— А что будет, если пациент начнет задавать вопросы о лечении?
— Это все время происходит. Твоя же задача — проследить, чтобы пациент не отступал от курса. Иначе ты спутаешь звенья цепи исследования и не будет возможности узнать, как пациент реагирует на лечение и какова длительность этой реакции. Когда пациенты начинают покидать АИР, то утверждают, что работа делалась небрежно или что лечение слишком токсичное. — Он помолчал. — Поверь, если пациент, лечащийся по курсу, уходит от тебя, то старший, ведущий исследование, способен на все. Некоторые из этих ребят просто убийцы.
— Да, мне тоже так показалось.
Левитт кивнул.
— Я слышал о таком случае недавно у Шейна. Ну что ж, добро пожаловать в АИР.
— Некоторые из этих ребят… — Логан на секунду умолк, кажется, готовый взорваться в любую минуту.
— Ну, к этому ты скоро привыкнешь.
— Я хочу сказать, одно дело младшие сотрудники. Они ведь просто ненавидят друг друга.
— Точно, — улыбнулся он. — Когда я впервые сюда пришел, один парень показал мне диаграмму, в которой он отразил взаимоотношения между главными соперниками: каждый из старших был обозначен кругом, линии, обозначающие нормальные взаимоотношения, — черными чернилами, а линии ненависти — красными. — Он сделал эффектную паузу. — Так что я тебе скажу, диаграмма походила на спутанные провода телефонной станции.
— Но ведь в этом нет никакого смысла. Даже в Клермонте…
— А ты вообще имеешь понятие о том, какое жуткое соперничество идет за фонды? Это как игра — каждый раз кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает.
