— Он на дежурстве. — Логан помолчал. — Я уверен, что время от времени вы будете его видеть, но в основном вы теперь будете иметь дело со мной.
Боудины переглянулись.
— А что вы знаете о состоянии моей жены? — требовательно спросил Роджер.
— Ну, я-то буду работать под руководством старших врачей, но хочу, чтобы вы свободно обсуждали со мной все проблемы.
Рочелл впервые оглядела его с ног до головы.
— Я не уверена, что любой доктор способен понять мое самочувствие.
— И все же попытаемся.
И так, мягко подталкивая, Логан заставил ее рассказать историю болезни, начиная с диагноза, поставленного пять месяцев назад, разочарования местными докторами в Цинциннати и до бурных отношений с сотрудниками института. Роджер внимательно слушал, изредка вставляя едкие замечания о тех, с кем у них были особые проблемы.
Когда Рочелл кончила, Логан задал несколько вопросов. Чем больше всего они недовольны в институте? Им не нравится назначенный курс лечения или, может быть, дело просто в отношении к ним?
— И то, и другое, — сказал Роджер. — Речь идет о жизни Рочелл, но, кажется, никто в этом проклятом месте не может этого понять!
Логан кивнул.
— Я слышал, вы раньше говорили, что у вас такое чувство, будто вы теряете над собой контроль. Я понимаю это. И думаю, мы оба должны постараться быть чуткими. Со своей стороны я обещаю, что буду стараться.
Логан объяснил, что он тоже рассчитывает на помощь с их стороны. Если изложить коротко, они не должны доставлять ему проблем по выполнению протокола.
— Ну ладно, мы уже согласились на химию, — быстро проговорил Роджер. — Вам этого мало?
Логан постарался не показывать раздражения. Именно это беспокоило его больше всего.
— Ну что вы, — спокойно ответил он, — спасибо.
Во всяком случае, на данный момент так оно и было.
— Я буду вас вести и приду завтра.
Рочелл благодарно посмотрела на него.
— Спасибо, доктор Логан, — сказала она тихо.
Итак, подумал он, позволив себе улыбнуться, выходя из ее палаты, может, вот так и надо ладить с этими двумя? Разделять и властвовать.
Он все еще продолжал улыбаться, когда увидел Шейна, выходившего из палаты напротив.
— Вы производите впечатление весьма удовлетворенного человека, а не такого, что трудится без сна и отдыха.
Логан понял с облегчением, что Шейн не знает о его визите к Стиллману.
— Но на самом деле, сэр…
— Сеф. Я же хороший парень, вы забыли?
— На самом деле, Сеф, мне правда это нравится.
— Услышать такое от человека, только что вышедшего из комнаты ужасов, — он кивнул в сторону палаты Боудин. — Она, кстати, на попечении Ларсена.
— Стараюсь делать все, что от меня зависит. Я придерживаюсь теории, что в каждом человеке есть что-то хорошее.
Шейн похлопал его по плечу.
— Ах, какой оптимист! У нас здесь таких немного. — Он помолчал. — Итак, значит, дела у вас идут хорошо? Но я не давал вам списка доброжелателей.
— Нет.
Шейн засиял.
— Ну что ж, продолжайте действовать согласно своей ненормальной теории. Я собираюсь вас принять.
Логан всегда удивлялся, когда его называли трудоголиком. Хотя в кругах с колоссальной конкуренцией, где он работал, такая характеристика могла оказаться полезной. И он никогда не пытался изменить столь неверное восприятие своей личности. Правда заключалась в том, что в нем, как и в других, могли разочароваться.
Карпэ, к примеру, был достаточно осторожным. Круг общения мэтра молодой врач находил весьма соблазнительным — взять хотя бы альбом с яхтами его пациентов. Этот альбом великий Карпэ вынул из стола во время одной из встреч. И Логану нетрудно было мысленно представить себя нежащимся на палубе чьей-то яхты в Средиземном море.
Прошло три недели, прежде чем у Логана наконец-то появились два свободных часа. Он собирался поехать в магазин и купить какую-нибудь мебель, так как, кроме кровати, старого стула, оставшегося еще со времен учебы в колледже, и пары книжных полок, в квартире ничего не было. Но его отвлекла очередная серия повторного показа сериала. Потом больше часа лежал в ванне, читая странную книжонку в мягкой обложке о летчиках-асах Первой мировой войны, которую нашел, распаковывая багаж. Вообще, какого черта, решил он, мебель может и подождать. Взяв воскресный выпуск «Вашингтон пост», он направился в маленький парк, через который проходил каждое утро по дороге на работу.
Как выяснил Логан, парк официально назывался Ричард Аллен Смит Парк и был именно тем местом, где лучше всего проводить такой ленивый летний день. Высокая трава, тенистые деревья, знак «Уберите за собаками», к которому, кстати, относились с уважением.
Он забрался в глубину парка, разделся, лег на траву, щурясь на пробивающиеся сквозь деревья солнечные лучи.
А со спортивной площадки в ста ярдах от него доносились удары по мячу, приглушенные крики, подбадривающие то подающего, то отбивающего, удары мяча о стенку и вопли радости.
А еще ближе, на закрытой игровой площадке слева, малыши на качелях, на горках, визги, крики радости, шум, возня. Казалось, все это было за пределами его понимания.
Логан оперся на локоть и стал смотреть на площадку. Он заметил, что множество малышей были с отцами. Он мог бы заключить безопасное пари с самим собой, что большинство из них — разведенные. Дети казались невероятно прелестными, но, Господи, как они назойливы! Неужели он тоже когда-нибудь будет отцом? Дэн всегда воспринимал это как должное, все равно рано или поздно придется. Но лучше позже, после того как он сделает все, что нужно в институте.
Он открыл газету и стал просматривать раздел новостей. Мелькнул заголовок «ВРАЧИ ЗАЯВЛЯЮТ О БОЛЬШОМ ШАГЕ ВПЕРЕД В ЛЕЧЕНИИ РАКА ПРОСТАТЫ».
Статья начиналась так: «Исследователи Ракового центра Мемориал Слоан-Кеттеринг в Нью-Йорке сообщают, что сочетание радиации с большой дозой химиотерапии дает потрясающие результаты у пациентов с тяжелой стадией рака простаты. Курс лечения докторов Джонатана Шрайбера и Кеннета Ротнера проходят тридцать восемь пациентов, считавшихся неизлечимыми. Мы потрясены полученными результатами, признался доктор Шрайбер, сообщив, что их группа планирует начать еще более сложное лечение».
И еще шесть или семь абзацев в том же духе, но Логану хватило и этих. Он лично не знал упомянутых врачей. Да ему это и не надо: их игра вполне ясна. Исследования по лечению предстательной железы — направление, по которому трудно выбить фонды. Ни организованного лобби, ни особой привлекательности темы. И, если бы они сами не звонили во все колокола, кто вообще бы вспомнил про это?
Суть проблемы — в самой прессе. Падкие на лесть и внимание известных врачей, журналисты чаще всего увязали в этой политике от медицины, ничуть не заботясь о точности фактов. Научатся ли эти ребята когда-нибудь работать? Сколько раз подобные писаки кричали о «крупных достижениях» и «близких победах»? Они никак не хотели понять, что чудеса в медицине, вроде пенициллина Флеминга или вакцины Солка, в лучшем случае выпадают на жизнь одного поколения.
Однако запущенная машина средств массовой информации продолжала взбивать пену. Можно ли
