больничный день. Я был в клинике для обследований.
— Я имею в виду вчера вечером. Обычно вы навещали меня по вечерам.
Он не мог этого отрицать. Раньше он проводил время с пациентами и в свои нерабочие часы. И это так выгодно отличало его от институтских боссов. Но с тех пор, как он начал работать над соединением Q, об этом не могло быть и речи.
— Послушайте, Рочелл, мне жаль, но сейчас у меня очень напряженное время. — Он откашлялся. — Мне сказали, что вы хотели поговорить со мной.
— Вы видели результаты моих последних анализов?
— Да, они со мной. — Он попытался изобразить симпатию, какую только мог. — Я знаю, вам кажется низким число лейкоцитов, но, уверяю вас, это не опасно.
И правда, после того как семь месяцев подряд химия разрушала ее костный мозг, Боудин держалась отлично.
— Я не просто хочу уменьшить дозу, я настаиваю на этом.
— Рочелл, вы прекрасно знаете, что согласно курсу лечения…
— Я и так уже достаточно больна, — оборвала она его. — Почему вы не можете дать мне перерыв?..
— Рочелл, пожалуйста, вы знаете, что я, что мы все… думаем только о ваших интересах.
— Правда?! — вдруг по-детски воскликнула она. — Иногда я этого не замечаю.
— Послушайте, вы подумали о том, о чем мы с вами говорили в последний раз?
Речь шла об имплантации специальной метки под ключицу. Дело в том, что у пациентов, долго принимавших химию, сосуды, близкие к поверхности, сужаются и становятся почти невидимыми. Внутривенные вливания от этого очень болезненны, а при наличии метки процедура стала бы очень простой, все равно что вставить вилку в розетку.
— Не знаю, — сказала она. — А это больно?
— Рочелл, мы уже говорили, боль будет минимальная. Хирургу понадобится всего пятнадцать минут, он сделает все под местной анестезией. А когда вы закончите химиотерапию, эту штучку легко удалят.
— Вы думаете, мне стоит это сделать?
В другой раз к этому вопросу Логан отнесся бы вполне нормально, но сейчас он почувствовал раздражение.
— Да, конечно.
— Ну, если вы так говорите… тогда я согласна.
— Хорошо. Я думаю, вы правильно решили. Я скажу хирургу, доктору Рудману, чтобы он пришел. — Он посмотрел на часы. — Рочелл, сегодня у меня тяжелое утро. Может быть, вы поговорите еще с кем-нибудь из врачей?
— Я больше ни с кем не хочу говорить.
— Ну хорошо, мне надо идти. — Он повернулся и направился к двери.
— А попозже вы навестите меня?
Но Логан притворился, что не слышит, и, не останавливаясь, пошел к Стиллману.
— Ну, как дела? — спросил коллега, и голос его по-прежнему звучал ласково, что насторожило Логана.
Логан покачал головой.
— Это не женщина — кошмар.
Стиллман рассмеялся.
— Ну что ж, садитесь, расслабьтесь. — Он указал на стул у стола. — Кто знает, может быть, мы все так устроим, что вам больше не придется иметь с ней дело.
Логан улыбнулся. Какого черта, куда он клонит?
— Это было бы здорово.
— Я почти не видел вас в последнее время. Чем занимаетесь?
Логан пожал плечами.
— Да ничем особенным. То одно, то другое.
— То одно, то другое? Звучит так, что вы могли бы тратить свое время с большей пользой. — Он умолк, подавшись вперед. — Нет смысла ходить вокруг да около. Я хочу взять вас в свою бригаду.
— В свою бригаду? — Логан был ошарашен. — Это правда?
— Лекарство, о котором я говорил с вами и с этим, как его там?..
— Джоном Рестоном.
Стиллман кивнул.
— …Так это лекарство почти готово, чтобы начать курс. И я собираюсь сформировать бригаду.
— Бог мой! Невероятно!
Если Стиллман и не почувствовал в голосе Логана должного энтузиазма, то не подал виду.
— Я знаю, мне не надо вас уговаривать, Логан, но должен сказать, это будет потрясающее лекарство, и все, кто станет работать с ним, получат свою долю славы.
— Невероятно лестное предложение, спасибо.
Стиллман отмахнулся.
— Да ладно, речь не о том, я хочу взять вас, потому что вы профессионал. Я видел, как вы работаете в клинике и в палатах с пациентами. Отбор пациентов, кстати, очень важен для лечения.
Стиллман ждал ответа, но Логан просто кивнул, а тот продолжал давить на него.
— Нет необходимости говорить, что работа идет хорошо и что ваше имя появится в газетах. — Он засмеялся. — Ну, конечно, не как ведущего исследователя, но, во всяком случае, оно там будет.
Логан понимал, какое это необычное предложение. И в других обстоятельствах оно бы много значило для его карьеры. Логан понимал, нужна весомая причина для отказа.
Но он снова кивнул. Потом решил рискнуть.
— Сэр, а вы можете рассказать мне про ваше лекарство?
Вопрос молодого исследователя звучал весьма дерзко. Но Стиллман, уверенный в себе ученый, воспринял его великодушно.
— Что ж, как я уже говорил, главная задача лекарства — помешать росту опухоли. Но более детально я не готов рассказать.
Еще не готов? Логан удивился. Не готов, а лекарство, кажется, накануне представления комитету? Что-то не вяжется.
— Сэр, но, если я соглашусь участвовать в проекте, я хотел бы знать несколько больше.
— Ах, вы хотели бы! — Стиллман откинулся на спинку стула. — Ну, для начала — лекарство будет самым новым, самым свежим, ни на какое другое не похожим, и пресса просто проглотит его.
— Великолепно.
— Вы, — добавил он, — будете дураком, если не воспользуетесь шансом.
И вдруг, пока он сидел там, его осенило: он мог поклясться, дать голову на отсечение, что Стиллман со своим лекарством на нуле! Это один из вариантов старого лекарства, вот почему он ничего не может толком рассказать.
Так что курс лечения Стиллмана ничуть не угрожал соединению Q. Стиллман думал только о завтрашнем дне — как бы сделать рекламу и получить фонды под лекарство.
— Могу я немного подумать? — тянул время Логан. — Я хочу сказать, это очень серьезное решение.
Во взгляде Стиллмана блеснуло раздражение. Но он справился с собой.
— Конечно, — ответил он. — Безусловно. — Он поднялся, протянул ему руку. — Я и другим говорю, что одно из ваших качеств, которое мне нравится, Логан, — отсутствие импульсивности.
Логана и его помощников с самого начала заботило одно — прежде чем их протокол предстанет перед комитетом, его должен просмотреть человек, который меньше всех будет рыдать от счастья, подписывая такой проект. Реймонд Ларсен.
А все очень просто — как глава медицинского отделения Ларсен руководил системой, в которую включался каждый новый курс лечения. Он расписывал койки, клинический курс, решал, будет ли лечиться
