Сабрина, встретившись с Логаном в тот вечер после больницы, нисколько не удивилась.
— Не стоит слушать Шейна. У него семь пятниц на неделе.
— Да я знаю, Сабрина. — Хотя на самом деле он не мог не заметить, что в самое последнее время наставник изменил свое отношение к ним и, кажется, питает надежду. — Просто он меня совсем задергал.
— Да и меня через тебя. — Она засмеялась, но в голосе слышалось раздражение. Закончился еще один утомительный день, может, еще более утомительный, чем другие, — часа два назад пришло известие, что умерла Джуди Новик.
— Но ты же не против этого дерганья. Ты меня тоже дергаешь.
— Во всяком случае, что касается Стиллмана, то я сегодня тоже кое-что слышала. Но в связи с Рестоном.
— От кого?
— От Рэйчел Мэйгс. — Это его подруга, которая помогала Стиллману в курсе лечения. — Она говорит, что Рестон перед ними высмеивает соединение Q. Даже перед Атласом.
Молчание. Что тут скажешь?
— Он болтает и о Ханне Дитц. Кровотечение из десен он изображает как Бог знает что.
Логан мысленно представил эту сцену.
— Он просто пытается защитить свою несчастную задницу, — сказал он с горечью.
— Презираю этого типа!
— Не стану спорить, Сабрина. Ты была права.
— Да я не потому тебе сказала, что права. Важно знать это. И надо что-то делать.
— Да, по крайней мере, до тех пор, пока лечение не победит. Я знаю этого парня, и, если дела наладятся, Рестон к нам вернется.
* * * Она была в своем личном кабинете, беседовала с двумя помощниками, когда ей сказали, что врач уже ждет. Дело в том, что она забыла о его приходе. Просто она была полна решимости во что бы то ни стало заниматься своими делами.
— Нам надо поговорить наедине, — сказала она, кивком отпуская двух женщин, — я надеюсь, это недолго, и почему бы нам не продолжить часов в пять?
Женщина помоложе, новенькая, старавшаяся произвести хорошее впечатление, мгновенно собрала вещи и направилась к двери. А другая, Беверли, ее шеф, задержалась и, сжав руку хозяйки кабинета, сказала:
— Желаю удачи.
Бросив курить почти пятнадцать лет назад, она редко с тех пор чувствовала потребность в сигарете. Но сейчас вдруг ей отчаянно захотелось затянуться.
В дверь постучали.
— Открыто!
Как только она увидела его лицо, сразу поняла: новости плохие.
— Итак? — сказала она, заставив себя улыбнуться. — Они сделали анализ быстрее, чем за сутки. Передайте им — я потрясена.
— Я передам. — Он тоже слабо улыбнулся. Это была улыбка врача. Не такая искренняя, как улыбка уверенного в себе политика.
— Миссис Риверс, я надеюсь, вы простите меня, что я позволил себе…
В комнату внезапно ворвался Джон. Лицо его было пепельным. Сейчас он был не политиком, а обычным мужем. Боже мой, подумала она, он уже знает.
Ни слова не говоря, он опустился на ручку кресла и поцеловал жену в щеку.
— Я люблю тебя, Элизабет, — сказал он.
— А что, так плохо? — спросила она. — Я к этому еще не готова. А почему не готова?
— Боюсь, что биопсия показала наличие злокачественной опухоли, — тихо проговорил доктор.
Так вот оно: смертный приговор.
— А могли бы вы немного подробнее?
Но, когда он начал объяснять на непонятном профессиональном языке, она почти не слушала.
— В общем, вы говорите, что это рак кости? — спросил Джон.
— Нет, сэр. Судя по тому, что мы видим, болезнь зародилась в области груди и дала метастазы в кость.
— Тогда о чем мы? Об операции на груди? Я не понимаю.
Доктор сочувственно покачал головой.
В глубине души он удивился — человек, известный своим широким кругозором, так мало знает о том, что считалось элементарным.
— Боюсь, сэр, в данном случае хирургическое вмешательство способно мало на что повлиять.
— Понятно. — Он резко повернулся к окну и посмотрел на широченную лужайку. — Это уже точно? Не могло быть ошибки?
— Нет, сэр. Боюсь, что нет.
Пытаясь ободрить, Джон положил руку ей на плечо.
— Ну и что делать? Можете ли вы нам дать какой-то реалистический прогноз?
— Я могу сказать только одно: предстоит долгий-долгий путь. Есть вариант очень эффективного лечения. В первую очередь, я бы посоветовал позвенишь доктору Маркеллу в институт рака.
— Как вы смеете! — вдруг взорвалась она.
Они оба удивленно повернулись к ней. Она была в гневе и зло смотрела на доктора.
— Это моя жизнь! Какого черта вы думаете, что вправе не принимать во внимание мои желания!
— Миссис Риверс, извините. Мне кажется, ваш муж имеет право…
— Не вы должны решать! Вы не вправе…
— Ваш муж имеет право…
— Чушь! Вы беспокоитесь только о себе!
— Элизабет, пожалуйста. У тебя нервы.
— Черта с два, нервы! У меня рак! А он думает только о том, как выглядит перед президентом!
— Миссис Риверс, уверяю вас, это не так. Мне очень жаль. Может быть, я плохо объяснил. — Он посмотрел на ее мужа, потом снова перевел взгляд на нее. — Я только могу сказать вам, что знаю многих пациентов с метастазами рака груди, которые вполне прилично себя чувствуют. Именно на этом вам сейчас надо сосредоточиться.
Гнев ее прошел. На глаза навернулись слезы, и через минуту она уже рыдала.
— Я не понимаю! Я делала все, что надо. Занималась самоанализом, делала маммограмму.
Муж обнял ее.
— Это не твоя вина, дорогая. Вообще здесь нет ничьей вины. Доктор прав. О чем мы должны думать — так только о том, как бороться.
Свободной рукой он взял телефон со стола и набрал три цифры.
