— А они что-нибудь знали о работе профессора? — спросила Сабрина.
— Только то, что она очень важная и имеет очень большое значение.
— Насколько я знаю, в 1938 году он пытался уехать.
Старик медленно кивнул.
— Да, конечно. Они все хотели. Вы слышали о Хрустальной ночи? Когда банды нацистов устроили погром? Все об этом слышали, даже дети. Нам было очень жаль всех его трудов. Вот тогда-то он и отправил свои вещи.
— Извините? — Сабрина невольно подалась вперед. — Какие вещи?
— Да не только он. Многие евреи из этого квартала. Сразу же после той ночи они стали высылать свои ценности из страны и все, что осталось. Я знаю, потому что мой старший брат помогал перетаскивать чемоданы на пристань. — Он снова повернулся к девочке и добавил: — Это дядя Хельмут, он умер во время войны. Ты его племянница. Профессорские вещи отправили одними из первых, прямо на следующий день. Я прекрасно помню. Мой брат сказал, что японец был просто в бешенстве. А вообще он очень спокойный человек.
— На пристань?
Он кивнул.
— Да, за старым административным зданием. Бедные люди, они сами не могли выбраться, но спасали имущество.
— Наверное, сохранился список вещей?
Он снисходительно улыбнулся.
— Да нет. Центр города был полностью разрушен.
— А вы не знаете, профессору Накано удалось выбраться?
— Конечно, нет. — Он помолчал. — Не забывайте, его семья была еврейская, и он не тот, кому бы дали уехать.
От кофе голова Сабрины слегка закружилась. А может, от того, что услышала?
— Вскоре, — продолжал он, — многих евреев из квартала вывезли. И с ними профессора. Говорили, что в Дахау.
Ничего удивительного в сказанном не было, но Сабрина не была к этому готова. Она почти ничего не знала о Микио Накано, даже никогда не видела его фотографии. Но за последний год, работая над соединением, она ощутила какую-то тесную связь с ним. Позднее, вечером, думая о головорезах, разрушивших лабораторию, представив все это, она не могла удержаться от слез.
— Но сундук профессора уехал в Америку, — добавил старик.
— А вы уверены?
Он кивнул.
— Как я понимаю, кто-то из родственников жены выбрался раньше.
Она боялась задать вопрос, который сейчас интересовал ее больше всего.
— А вы случайно не помните фамилию жены профессора?
— Да вот я все время про это думаю, пока мы говорим с вами. Все было так давно, и я был так молод. Ну да, да, кажется… Фальцхайм. Что-то вроде названия города возле Штутгарта.
— Фальцхайм, — размышлял Логан. — Поверишь ли, эту фамилию назвал Сабрине бывший сосед Накано, который, оказывается, помнит его.
Рубен Перес и не пытался притворяться, что это хоть как-то задело его.
— Значит, у тебя есть имя какого-то из его родственников. Ну и что?
— Так это начало! Хорошее начало. Человек работал двадцать лет! Может, он чего-то добился. Реального.
— Правильно. Он все записал, и все это богатство лежит и дожидается, когда ты его найдешь. — Он пересек комнату и взял телефонную книгу. — Манхэттен. Не там ли в основном оседали немецко-еврейские беженцы?
Раздраженно Логан отобрал у него телефонную книгу и долистал до нужной страницы. Такой фамилии не было. Ничего удивительного.
— Я и не говорил, что это легко.
— Печально. Но ты еще кое-что можешь сделать — найти лекарство от спида. Я думаю, его рецепт, засунутый в бутылку, уже подплывает к Джоунс-Бич.
Самое плохое было то, что скептицизм друга отражал его собственный. Логан понимал, как все нереально. С другой стороны, он понимал и другое, и куда лучше Переса, — как невероятно трудно будет расшифровать это соединение. По крайней мере, это путь, по которому стоит идти.
— Ну, кто знает, — сказал Логан, захлопывая книгу, — может, в принципе ты и прав, но имя-то есть? — Он пошел к двери.
— Куда это ты?
— На 42-ю улицу, в главную библиотеку.
— Зачем?
— Там есть телефонные книги по всей Америке. Может, это окажется Детройт или Майами.
Теперь пришла очередь Переса взорваться от раздражения.
— Слушай, старик. Я и так везу одну с тобой повозку. Кончай с этим дерьмом. У тебя есть работа.
— Поговорим после. Я вернусь через несколько часов.
Надежды оказались напрасными. Ему хватило пятнадцати секунд на каждую страницу, чтобы убедиться — нужного имени нет. В лабораторию он вернулся через полтора часа.
— Вот черт, — сокрушался он, входя. — Видеть укор в твоих глазах еще хуже, чем явиться с пустыми руками. Давай посмеемся и все забудем.
Но, к его удивлению, Перес с серьезным лицом кивнул в дальний конец комнаты. Логан опешил. На стуле восседал Аллен Атлас.
— Привет, Дэн, — бросил он. Потом обвел взглядом жалкую обстановку, добавил: — Хорошенькое местечко.
— Чего тебе надо?
— Ничего. Просто поговорить.
— Извини, — сказал Логан холодно. — Мне надо работать.
— Я понимаю. Как раз про это я и хочу поговорить. Про работу.
Хотя парень источал искренность, Логан не мог не чувствовать насмешку в его тоне.
— Мне не о чем с тобой говорить. Не о чем. Так что давай не притворяйся, что ничего не было.
Атлас кивнул на Переса.
— Может, поговорим в другом месте?
— Не беспокойся, он все знает.
— Всего десять минут. Не больше. И ты не пожалеешь, Логан, не пытайся отрицать, что заинтригован.
Он посмотрел на часы. Чего хочет этот сукин сын?
— Десять минут.
— Ну что ж, хорошо, — взглянул на часы Дэн, когда они вошли в бар через две двери от входа в офис. — У тебя осталось шесть минут.
Атлас улыбнулся.
— Ты же не предупредил меня, что у вас самый медленный лифт во всем Нью-Йорке.
— Это твои проблемы.
Они сели в пустую кабинку бара.
— Ну, чего ты хочешь?
— Подожди секунду. Пожалуйста. Неужели ты не позволишь заказать нам что-нибудь выпить?
Через минуту он вернулся с двумя кружками пива, одну поставил перед Логаном.
— Пей. Это за счет института.