местные жители называли Волчьей падью. Наверное, когда-то в этих местах водилось много волков. Вдоль дороги, словно часовые, стояли телеграфные столбы, связанные между собой белыми от инея, отвисшими проводами.
Чем больше проходило времени, тем чаще на шоссе появлялись немецкие машины. Они с шумом проносились на запад. Справа и слева к автомагистрали вплотную подступали деревья, сверху донизу покрытые толстым слоем пушистого снега. Немцы посматривали из машин на этот русский лес, одетый в сказочный зимний наряд, и не подозревали, что в нем притаились советские бойцы и ждут момента, когда можно будет прямо в лицо врагу полоснуть пулеметным и орудийным огнем.
Кожин долго и напряженно смотрел в бинокль. Потом опустил его и обернулся к радисту. Тот сидел рядом, в глубоком капонире, и настраивал рацию.
— У тебя все готово, Гришин?
— Готово, товарищ майор!
— Смотри, чтобы связь работала как часы.
— Товарищ майор, вижу лыжницу! — сообщил Олег, который стоял рядом с Гришиным и наблюдал за местностью.
Александр посмотрел влево и тоже увидел лыжницу в белом свитере. Она иногда останавливалась, смотрела по сторонам, будто отыскивала кого-то. Дойдя до леса, лыжница скрылась с глаз. Минут через десять позвонил командир партизанского отряда и доложил, что из Сосновки прибыла девушка с очень важным сообщением. Александр приказал привести ее к нему. Когда лыжница в сопровождении молодого партизана пришла к командиру сводной группы, он сразу же узнал в этой толстощекой, раскрасневшейся на морозе девушке ту, у которой в октябре, проходя через Сосновку, попросил напиться.
Немного отдышавшись, девушка заговорила:
— Выручайте, товарищ командир! Фашисты угоняют пленных и… гражданских тоже!..
От одной только мысли, что среди гражданских может оказаться и Наташа, у Кожина от лица отхлынула кровь.
— В каком направлении ведут их? — спросил Воронов.
— На Озерки. Больше им некуда податься, — ответила Нюша. — Выручайте. Погибнут ведь люди.
— Озерки… Это же совсем недалеко отсюда.
— Так точно, товарищ майор! — вмешался в разговор Бандура. — На эти самые Озерки идет дорога через Горелый лес, тот лес, в котором мы отдыхали прошлой ночью.
— Верно. Давай разведчиков на лыжи, Микола. Скорей!
— Есть на лыжи!.. — ответил старшина и побежал к разведчикам. Вскоре оттуда послышалась команда: «Хлопцы, ко мне!»
Все это время, пока Кожин отдавал распоряжения, Нюша не сводила с него глаз.
— Что, узнала? — спросил майор, перехватив ее взгляд.
— Я-то давно узнала, только…
— Что «только»? Может, боишься, что снова, как в октябре, попрошу воды? — улыбаясь, сказал Александр.
— Что же ты девушку краснеть заставляешь? — заступился за Нюшу Воронов.
— Вот видишь, какой у тебя заступник. Он и тогда заступался за тебя и даже за твою строгую соседку.
— Тетя Даша совсем не строгая. Она и сама не знает, как это у нее получилось.
— Ладно, я не сержусь на нее. А попаду в Сосновку, обязательно зайду к ней в гости. Так и передай.
— Приходите. Она будет ждать — и она, и мы все, и Надежда Васильевна Ермакова. Только освободите пленных и отбейте у немцев ее дочку.
— Наташу? — невольно вырвалось у Кожина.
— Да, Наташу. А вы ее тоже знаете?
— Знаю… — тяжело выдохнул Кожин.
— Значит, ее тоже угоняют вместе с пленными? — спросил Воронов.
— Да. Мне об этом сказала тетя Даша и велела бежать к вам за помощью. Наташа — наша разведчица. Она работала переводчицей и все-все сообщала нам, а потом… ее арестовали. Один подлюка выдал. Бывший ее жених. Вы только подумайте!
Воронов заметил, как после этих слов еще сильнее омрачилось лицо Кожина.
— Ты иди, Нюша… Иди… — тихо проговорил Кожин. — Покажешь разведчикам дорогу.
— Хорошо, хорошо… Я сейчас, — поспешно сказала Нюша и встала на лыжи. — До свидания.
— До встречи! — крикнул ей вслед Воронов и обратился к Кожину: — Саша, а может, нам усилить взвод Бандуры?
«Эх, Антоныч… Я бы ничего не пожалел для спасения этих пленных. Сам лично повел бы полк… Все, что есть у меня под руками, бросил бы против немецкого конвоя. Но… кто же будет выполнять нашу главную задачу? Кто перекроет пути отхода немецким войскам?..» — подумал Кожин, а вслух проговорил усталым голосом:
— Кем ты усилишь его? У нас и так мало сил.
— А если там большой конвой?
— Не береди мне душу, комиссар. Сам знаешь, какая перед нами стоит задача.
Воронов задумался.
— Да, знаю. Задача очень ответственная. Но там люди. Наши советские люди. Мы же не можем не помочь им!
— Не можем. Потому и посылаем разведчиков.
— Их мало. У них нет даже пулемета.
— Хорошо. Пошлем с Бандурой один пулеметный расчет. — И обернулся к майору Петрову: — Сергей Афанасьевич, распорядись…
19
Снова генеральский «хорьх», как и в тот солнечный октябрьский день, мчался по автостраде. На заднем сиденье полулежал генерал фон Мизенбах. Только теперь он торопился не на восток, к Москве, а на запад.
Командир группы хмуро смотрел в ветровое стекло и видел, как по обочинам дороги темными громадами возвышались немецкие бронетранспортеры, брошенные из-за отсутствия горючего, тягачи, тяжелые орудия и автомашины. Справа и слева от шоссе, прямо по целине, утопая по колено в глубоком снегу (на дороге не помещались все отходившие войска), вне всякого строя, вразброд шли германские солдаты. Нахлобучив на глаза стальные каски, вывернутые пилотки, русские ушанки, засунув замерзшие руки в карманы или рукава шинели, они с трудом передвигали ноги.
«И я еще сопротивлялся, отказывался отдать приказ об отходе, — с горечью думал генерал. — А они сами без моего приказа отошли». Генералу даже самому себе не хотелось признаться, что это было похоже не на отход, а на самое настоящее бегство.
После смерти Макса исполняющим обязанности начальника штаба группы войск был назначен генерал Ольденбург. Оставив за себя нового начальника штаба, Мизенбах срочно выехал в дивизию Хубе, которая оставила свои позиции и в беспорядке отходила к городу. Вместе с командиром дивизии ему кое-как удалось восстановить в соединении порядок и организовать оборону по западному берегу реки.
В полночь он возвратился в Березовск. Не успел Мизенбах переступить порог своего кабинета, как вошел встревоженный Ольденбург и сообщил, что еще одна дивизия сбита русскими с позицией и отходит к городу. Потом такие донесения последовали одно за другим. Фронт армейской группы начал разваливаться. На рассвете Мизенбах вынужден был отдать приказ об отводе войск на новые позиции. Для прикрытия отхода войск он оставил самую стойкую дивизию. А сам на «хорьхе» поехал смотреть, что происходит на
