роту. 100 чел.».
— И еще вот что. Проверь, как работает связь. Сам лично проверь.
— Проверял. Работает надежно.
— Хорошо. Тогда займись формированием резервной роты.
— Слушаюсь.
— Кто из саперов дежурит у фугасов на рокадной дороге?
— У первого, самого мощного, — Хмелев и Карасев.
— Хмелев? Ты же хотел его при штабе оставить писарем?
— Не решился. Черт его знает, может, и зря, но что-то не лежит у меня душа к нему.
— Почему?
— Не знаю. В общем, не решился. После плена — и сразу в штаб.
— Ну, это еще не основание. Вон мальчишка рассказывает, как стойко он держался перед немцами. Сам ушел из-под расстрела и парнишку спас. Это, брат, не каждый бы сумел.
— Конечно…
— Ладно, действуй. Командиру саперной роты прикажи проверить, как несут службу его люди у фугасов. Боюсь я за эту дорогу. Там у нас, кроме этих фугасов, ничего нет. А что, если немцы прорвутся где-нибудь левее, у соседа, и по этой дороге ринутся к нам в тыл?
— Это не исключено. Но думаю, что нас немедленно поставят об этом в известность. А потом… на дороге наши посты.
Кожин ничего не сказал в ответ. После минутного молчания он вновь спросил:
— Пленный сказал, куда ушли танки от Мизенбаха?
— Нет.
— Надо снова посылать Бандуру.
— Он же только утром вернулся из разведки, — возразил Петров.
— Ничего, найдет танки, тогда и отдохнет. Пошли его ко мне.
Петров вышел из комнаты.
Через несколько минут в комнату вошел Бандура.
— Старшина Бандура прибыл по вашему приказанию! — доложил командир взвода разведки.
— Да тише ты! Мальчишку разбудишь, — сказал Александр, поглядывая на печь, на которой спал Олег. — Садись.
Бандура сел. Олег перевернулся с боку на бок и тут же поднял от подушки раскрасневшееся, заспанное лицо. С трудом разлепив ресницы, он посмотрел на старшину и обрадованно воскликнул:
— Ой, здравствуйте, дядя Коля!
— Здравствуй, солдат.
«Разбудили-таки парня», — подумал Кожин и, набросив на Олега шинель, сурово сказал ему:
— Спи.
— Я уже выспался, дядя… — начал Олег, но, заметив, что командир строго смотрит на него, тут же с головой закрылся шинелью. Своей, собственной шинелью. Он теперь был сыном полка, специально для него была сшита военная форма, и у него был карабин. Настоящий. Правда, он еще пока был без дела. Олега не пускали на передовую, не ставили на пост, а уж о том, чтобы отправить с дядей Колей в разведку, не могло быть и речи. Как он ни просил об этом Кожина — ничего не помогло.
— Придется тебе снова отправляться в тыл к немцам, Микола, — сказал Кожин.
— Есть отправляться! — усталым голосом, но с готовностью ответил тот.
— Пока мы не найдем эти проклятые танки, покоя нам не будет.
— Понятно. Значит, нужен «язык».
— Нет, пожалуй, «язык» нам ничем не поможет.
— Как так?
— А очень просто. Допустим, тебе и удастся захватить на переднем крае противника «языка». Что он нам скажет? Ему же не сообщил свои намерения Мизенбах.
— Это конечно.
— Вот видишь. Нет, тут что-то другое надо придумать.
Олег не спал. Он лежал под шинелью и внимательно слушал, что говорил Александр. Как только тот произнес последние слова, Олег откинул шинель и снова поднял свою взлохмаченную, рыжеволосую голову.
— Я уже придумал, дядя Саша! У меня план. Честное пионерское. Вы только послушайте.
— Ты опять? — крикнул на него Кожин, но вдруг, заинтересовавшись, смирился: — Ну, хорошо, выкладывай свой план.
Олега словно ветром сдуло с печки. Соскочив на пол, он прямо в трусах ринулся к столу, на котором лежала развернутая карта.
Кожин с улыбкой стал следить за пальцем Олега. Вот палец пополз к реке, к лесу и вдруг остановился.
— Вот, смотрите! Тут вот овраг, по которому мы с дядей Женей ползли к реке.
— Ты совсем не туда показываешь. Овраг вот где.
— Разве? — удивился Олег и передвинул палец в то место, куда показывал Кожин. — Ну да. Я и говорю, что здесь. Карта какая-то непонятная. Но все равно. Я точно знаю, где этот овраг. По нему мы и пройдем.
— Ну, допустим, что ты прошел по нему. А что дальше?
— А дальше вот что. Я дядю Колю оставлю у Мишки. Его дом совсем рядом с этим оврагом. Вот здесь, где овраг загибает влево. А сам… сам проберусь к Наташе. Она же лучше знает, что делается в городе и куда ушли эти самые танки.
— Ага, значит, дядя Коля остается у Мишки, а ты пробираешься?.. — поняв намерение Олега, сердито спросил Кожин.
— Конечно, я…
— Ну, вот что, ты сейчас пулей проберешься на печку, укроешься с головой и будешь лежать там без единого звука. Понял?
— Дядя Саша, честное пионерское, я проведу дядю Колю. И мы с ним все узнаем, а если надо, и «языка» притащим. Вот увидите!
— Увижу, увижу. Марш на печку! — повысил голос Кожин.
Олег вскарабкался на печку, но не лег.
— Умереть мне на этом месте, если я не узнаю, что надо! Вы только отпустите.
В комнату вбежал Голубь, доложил:
— Командир дивизии!
Кожин, нахлобучив шапку на голову, выскочил на крыльцо.
У дома стояла «эмка». От нее к крыльцу шел полковник Полозов.
Командир полка, вскинув руку к головному убору, доложил:
— Товарищ полковник, вверенный мне полк…
Выслушав рапорт, Полозов пожал Кожину руку и молча вошел в дом. Увидев в комнате вытянувшегося по стойке «смирно» старшину, поздоровался, отдав честь и протянув руку.
— Ну что, разведчик, проморгал танки?
— Выходит, так, товарищ полковник, — виновато ответил старшина. — Утром притащили пленного, а он ничего о них не знает. Вот хотим опять…
Полозов многозначительно посмотрел на Кожина.
— Пусть отдыхают сегодня разведчики.
— Слушаюсь, — ответил Александр. — Вы свободны, старшина.
Когда Бандура вышел из комнаты, полковник подошел к столу, посмотрел на карту.
— Знаете, куда ушли танки, которые мы искали? — взглянув на Кожина, спросил Владимир Викторович.
— Нет. А разве их нашли?
— Нашли. По данным армейской разведки, они направились вот куда, — указывая точку на карте,
