На крыльце послышались шаги. И тут же кто-то нетерпеливо постучал в дверь.
— В спальню, скорей! — скомандовала Надежда Васильевна, не понимая еще, как намеревается поступить Бандура. — В случае чего выбейте там окно и уходите. Я задержу его.
— Ничего не надо делать, Надежда Васильевна.
Бандура по-прежнему стоял на месте, ждал немца. Наташа схватила его за руку и с силой потащила в соседнюю комнату. Надежда Васильевна подошла к двери, спросила:
— Кто там?
— Обер-лейтенант Вебер! — донесся голос из-за двери. Надежда Васильевна колебалась.
— Открой, мама, все равно от него не отвяжешься, — выйдя из спальни, сказала Наташа.
Ермакова откинула крючок. В комнату вошел разъяренный обер-лейтенант.
— Почему не открывайть?!
— Но ведь сейчас ночь, господин офицер.
— О-о-о!.. Ви есть сердитый женщин. Это есть не карошо! — выпалил Вебер и обернулся к Наташе: — Фройляйн, мне надо поговорить с вами.
— Я вас слушаю.
— Гм-м… но я думаль, мы можем говорить без… без наблюдатель…
— Оставь нас на минуту, мама.
Надежда Васильевна вышла. Наташа вопросительно посмотрела на Вебера.
— Вы сегодня как-то по-особенному смотрите на меня, фройляйн Наташа.
— А как я должна смотреть на вас? — Наташа тоже перешла на немецкий язык.
— Ну, вы сами знаете. Вы даже не пригласили меня сесть.
— Я нездорова, господин Вебер. Если можно, давайте перенесем наш разговор на другой раз.
Это окончательно вывело из себя Вебера. Он не для того пятнадцать километров тащился сюда в такой холод, чтобы уехать ни с чем. Если эта девчонка не сдастся по-хорошему, то он найдет способ заставить ее…
— Нет, черт возьми! Вы меня почти два месяца, как мальчишку, водите за нос. Я приехал за окончательным ответом.
— Я вам уже ответила.
— Не спешите. Подумайте хорошенько, прежде чем дать окончательный ответ. Поверьте честному слову офицера… Я не могу жить без вас.
— Я очень тронута вашим вниманием, но согласиться на ваше предложение не могу.
— Напрасно, — глядя ей в глаза, сквозь зубы процедил Вебер. — Я думал, вы будете посговорчивей, но теперь…
Мне, видно, придется действовать по-другому, и вы, фройляйн, придете ко мне сами, на коленях, со слезами станете молить, по будет уже поздно… На одном из допросов Хмелев, небезызвестный вам, проговорился, что отлично знает вас. Я предвкушаю услышать интересные подробности… Я сам лично допрошу его, вы поняли?
Из спальни вышла Надежда Васильевна и остановилась у порога. Вебер так был увлечен, что даже не заметил ее появления.
— Я прошу вас, господин Вебер, дать мне еще несколько дней на размышление…
— Нет, к черту! — заорал Вебер. — К черту! Вы и так слишком долго думали. Вы…
Обер-лейтенант не договорил. Он услышал какой-то неясный шум в соседней комнате и ринулся было туда.
— Кто там?
На его пути встала бледная, решительная Надежда Васильевна.
— Не пущу туда. Там спальня, — твердо сказала Ермакова.
Наташа в ужасе ждала, чем кончится этот неравный поединок.
Немецкий офицер оттолкнул в сторону Надежду Васильевну, решительно распахнул дверь и… стал пятиться назад. Прямо перед собой он увидел огромного русского автоматчика в белом балахоне. Тот стоял на пороге и грозно, исподлобья смотрел на него.
— С женщинами воюешь, обер-лейтенант?
Одновременно с появлением Бандуры бесшумно открылась входная дверь, и на пороге выросла мощная фигура Чобота.
Вебер секунду колебался, потом взялся за кобуру. Но в этот момент Чобот схватил его за кисть правой руки и крутнул ее с такой силой, что офицер, охнув, опустился к ногам разведчика.
— Только спокойно, господин фашист. Спокойно, — отбирая парабеллум, утешал обер-лейтенанта Чобот.
5
В эту ночь генерал фон Мизенбах не мог уснуть. Заложив руки за спину, ссутулившись, он долго ходил по поскрипывающим половицам кабинета и размышлял о том, как не повезло ему здесь, у стен русской столицы.
Особенно огорчало его то, что последняя операция по окружению русских группировок в районе Щукино и Голощекино, разработанная вместе с самим фельдмаршалом, провалилась в самом начале. Дивизии, обходящие русских с флангов, были остановлены на полпути и разгромлены. И обиднее всего было то, что вину за провал этой операции Клюге взвалил на него, Мизенбаха, и доложил об этом командующему группой армий «Центр», а тот — фюреру. Тут же от фельдмаршала фон Бока и из ставки посыпались грозные телеграммы. Его называли слабовольным и бездарным военачальником, грозили снять с должности и отдать под суд, если он не примет решительных мер и не продвинется со своими войсками вперед, как было намечено по плану операции.
Но было уже слишком поздно. Советские войска сами перешли в решительное контрнаступление под Калинином, Дмитровой и Тулой. Да и здесь, в центре, русские повели себя загадочно — начали скрытно перегруппировывать свои соединения, подтягивать резервы. Мизенбах чувствовал: они и здесь вот-вот перейдут в наступление.
Эта тревожная мысль еще больше овладела им позавчера, когда красные предприняли дерзкую вылазку. Какая-то воинская часть, численность которой пока установить не удалось, воспользовавшись бураном, прорвалась на участке одного из батальонов дивизии его сына, проникла в тыл и ушла в неизвестном направлении. В погоню за русскими были брошены два батальона из полка Гюнтера, но они до сих пор не смогли напасть на ее след.
«Проклятая страна!» — мысленно выругался генерал Мизенбах и, обернувшись к двери, сердито крикнул:
— Вебер!
На пороге появился щупленький молодой офицер.
— Я звал обер-лейтенанта Вебера. Вы что, не слышали?! — сердился генерал, забыв, что уже прошли целые сутки, как бывший его адъютант Вебер исчез куда-то и на его место поставлен пока этот офицер.
Офицер в растерянности стоял в дверях и не знал, что ему делать.
— Но я не знаю, — развел руками новый адъютант.
— Хорошо, хорошо, идите, — приказал генерал, вспомнив наконец, что Вебера нет в штабе. — Позовите ко мне полковника Берендта!
Через несколько минут перед Мизенбахом появился полковник Берендт.
— Вы узнали, где мой адъютант, господин полковник? — спросил Мизенбах.
— Нет.
— Позор!.. Через наш передний край проходят русские части, у командира группы пропадают адъютанты, а вы…
— Надеюсь, вы не станете лично мне ставить в вину, что через передний край дивизии полковника Мизенбаха прорвались русские? А что касается вашего адъютанта, то у него было очень любвеобильное
