– Тогда давай подождем, пока он выйдет, – предложил Павлик.
Денафриа ненадолго задумался, а потом сказал:
– Наверное, ты прав.
Витторио Тангорра попросил консьержа позвонить Ларри Берре по домофону. Сам он озирался по сторонам, ища скрытые камеры. Жилой комплекс «Коринф» охранялся очень хорошо. В мраморном холле посетителей встречали швейцар и консьерж; на потолке было установлено несколько видеокамер, снимавших всех входящих и выходящих из здания под разными углами. Увидев, что стоит под самым объективом, Тангорра нервно потрогал рукоятку пистолета в правом переднем брючном кармане.
Через несколько минут консьерж, положив трубку, указал в сторону лифтов.
– Направо. Тридцатый этаж. Тридцать-И.
Тангорра кивнул консьержу и медленно зашагал к лифтам. Он низко опустил голову, чтобы не попасть в объектив камер, нацеленных на лифты.
На Лианне была короткая белая юбка, узкий желтый свитерок в обтяжку и белые туфли на высоком каблуке; длинные каштановые волосы стянуты в конский хвост. Она сидела на краю двуспальной кровати в номере мотеля при аэропорте с тюбиком помады в руке. Стоило ей повернуть голову, как перед глазами после куаалюда[4] все поплыло; пришлось опереться на руки, чтобы не упасть.
– Ч-черт, – выругалась она.
Манджино шепотом переговаривался в соседней комнате с толстяком в бежевых шортах и черной футболке. Дверь между двумя смежными комнатами была приоткрыта.
– Кого ты привел? – спросил Манджино.
– Двух молокососов, – ответил толстяк. – К сожалению, белых. Все чернокожие сейчас в Лос- Анджелесе, пробуются на роли в большом кино.
– А эти как, в порядке?
– Все нормально. Их ничего не интересует, кроме денег.
– Тогда ладно, – сказал Манджино, вытаскивая бумажник и отсчитывая десять стодолларовых купюр. – По пятьсот каждому, как договорились.
Толстяк взял деньги и сунул их в карман.
– А кто будет снимать – ты? – уточнил Манджино. – Не забудь, мне нужно несколько копий.
Толстяк показал своему собеседнику два пальца.
– С двух камер, с рук, – сказал он. – Скоро здесь будет Нэнси, моя жена. Заехала по пути за второй камерой.
Манджино поднял обе руки вверх:
– Надеюсь, за вторую камеру не придется доплачивать?
Толстяк поморщился.
– Ну что ты, – сказал он. – Для нас такая работа – сплошное удовольствие. Что с тобой?
– Верно, – кивнул Манджино. – Что со мной?
Денафриа помахал удостоверением и служебным жетоном.
– Джек Фама? – осведомился он.
Фама переводил взгляд с одного детектива на другого.
– Что вам нужно?
Павлик скрутил Фаме руки за спиной и потащил к стоящей у обочины машине. Потом сильно толкнул его, и Фама ударился о дверцу «кадиллака».
– Вы арестованы за незаконное проникновение в чужую квартиру и причинение тяжких телесных повреждений, – объявил Денафриа.
– Это еще что такое, мать вашу? – закричал Фама.
Павлик заломил ему руку за спину, и Фама застонал от боли.
– Ты, сволочь, имеешь право заткнуться, – сказал Павлик. – Или я толкну посильнее, и твои локти окажутся там, где сейчас твои плечи.
Внимательно оглядевшись, Денафриа открыл заднюю дверцу «форда-тауруса». Павлик толкнул Фаму на заднее сиденье. Падая, Фама ударился лбом о крышу машины; из разбитого лба потекла кровь.
– Больно! – завопил он. – Осторожнее, козел!
Павлик быстро ткнул бандита кулаком в живот и заставил сесть.
– Сам не зевай, когда в машину садишься, – посоветовал он.
Денафриа втиснулся между Павликом и Фамой и показал своему напарнику на переднее сиденье.
– Садись за руль, – велел он Павлику.
– Витторио! Входи, входи! – радостно приветствовал парикмахера еще не совсем проснувшийся Ларри Берра. На нем был белый махровый халат с монограммой и такие же шлепанцы. В густой поросли на груди мелькала толстая золотая цепь.
Войдя в роскошную квартиру, Витторио Тангорра первым делом огляделся по сторонам, ища скрытые камеры. Правую руку, в которой он сжимал рукоятку пистолета, он не вынимал из кармана.
Берра подошел к старику и хотел было обнять его, но Тангорра увернулся.
– Не кипятись, – сказал Берра. – Я ведь просто так, из вежливости. Кофе хочешь?
– Кого ты прислал ко мне домой? – с ходу начал Тангорра.
– Что? – удивился Берра. – Что значит «прислал»?
– Сегодня утром, – пояснил Тангорра, – какой-то головорез вломился в мой дом!
Берра поднял руки вверх.
– Полегче, Витторио. Погоди, – сказал он. – Матерью клянусь, я никого к тебе не посылал.
Тангорра стиснул зубы.
– Он ударил мою жену, – процедил он, еле сдерживаясь. – Толкнул ее… Задрал на ней ночную рубашку. Потом толкнул меня. В моем собственном доме!
Берра затряс головой.
– Наверное, это был Джимми Качок, – догадался он. – Клянусь, он действовал по собственной инициативе. – Правую руку он поднял вверх, а левую положил на грудь.
– Врешь, сволочь! – выкрикнул Тангорра.
Берра по-прежнему тряс головой.
– Нет, Витторио, я не вру. Клянусь! Кстати, копам я уже звонил. Мы договорились о встрече. Сегодня они мне перезвонят.
Тангорра молчал. Вдруг он выхватил из кармана пистолет и прицелился в Берру. Берра вытаращил глаза и попятился назад. Споткнувшись, он упал на пол.
Пока Лианна в полубессознательном состоянии лежала на кровати, парни, которые должны были сниматься вместе с ней, распотрошили ее красную кожаную сумочку и нашли диктофон. Манджино вынул из диктофона микрокассету и заменил ее на новую, чистую. Потом он положил диктофон на место, в сумочку, и принялся наблюдать за тем, что происходит.
Обоим юнцам было по семнадцать лет. Оба уже больше года снимались в порнофильмах. Они уложили Лианну на спину, раздвинули ей ноги. Один юнец лег на нее. Второй опустился перед ней на колени и пытался заставить ее открыть рот. Толстяк и его жена крутились с камерами вокруг кровати, выбирая лучшее место для съемки. Толстяк скомандовал: «Мотор!»
Лианна закашлялась и отвернулась, но юнец, стоящий над ней, быстро придал ее телу нужное положение. Она попыталась что-то сказать, и он проворно вошел в нее. Она один или два раза застонала, а потом глаза у нее закрылись, и она обмякла.
