волос.
– Не понимаю, о чем вы говорите, полковник. Прошу вас, проводите меня в главный зал, чтобы я нашла кого-нибудь, кто бы мог отвезти меня домой. – Она уже привстала, но он заставил ее опять опуститься на стул рядом с ним.
– Прошу вас, – сказал он, – позвольте мне извиниться, если я чем-либо обидел вас. Я всего-навсего лишь занудливый пехотинец, как заметил маршал. Наверное, я слишком долго находился в походах и совершенно утратил хорошие манеры. Умоляю, простите меня.
Он медленно убрал руку, и она осталась. Ей не хотелось прощать его, она даже не верила в искренность его извинений, однако в этом человеке было нечто такое, что заставляло подчиняться ему. Он налил вина ей и себе, и они молча выпили его; он внимательно изучал ее, рассматривая тем же дерзким оценивающим взглядом, который так смутил ее при их первой встрече.
– Полковник Де Шавель, – вдруг произнесла она. – Почему вы так смотрите на меня? Что-нибудь не так?
– Еще раз прошу прощения, мадам, – спокойно ответил он. – Я просто думал, что вы необыкновенно красивы. А где ваш муж?
– Он недавно уехал, он очень утомился, – сказала она. Объяснение прозвучало так фальшиво, что Валентина вспыхнула и отвернулась. – Мне надо ехать, – добавила она. – Уже поздно.
– К сожалению, мы не можем уехать раньше императора, – заметил полковник. – Простите, что я оказался столь неудачной заменой маршалу. Я надеялся, что смогу вам понравиться. – Его холодные проницательные глаза устремились на нее, и в них отчетливо чувствовались и насмешка, и презрение.
– Боюсь, что вам это не удалось, – нахмурилась Валентина. – Я ужасно хочу домой. Как долго нам еще придется пробыть здесь?
– Не очень долго, – ответил полковник. – Император не любит засиживаться за столом – он ест лишь для того, чтобы утолить голод. Видите, мадам Валевская уже закончила.
Валентина посмотрела на тот край стола, где сидел Наполеон. Мюрат, наклонившись к нему, что-то говорил, и ей хорошо была видна графиня.
– У нее такой печальный вид, – неожиданно произнесла Валентина. – Бедняжка. Интересно, он ее еще любит?
– Сомневаюсь, – сказал полковник. – Он любил только одну женщину на свете – Жозефину. И это очень печально, потому что Валевская – единственная женщина, по-настоящему верная ему, и это просто чудо!
– Вы невысокого мнения о женщинах, полковник, – сухо заметила Валентина. – В мире гораздо больше добродетельных женщин, чем достойных их мужчин!
– Уверяю вас, – сказал он, – я обожаю женщин, мадам. Я считаю, что вы – самые восхитительные на свете создания. Мне кажется, что вас раздражает все, что бы я ни сказал; как мне исправить свою вину?
Она молча пожала плечами. Насмешливость в сочетании с цинизмом в этом человеке ужасно действовали ей на нервы, ей даже хотелось заплакать. Странно, что совершенно посторонний человек оказывал на нее такое воздействие, она сама себя презирала за это. Сделав над собой усилие, она опять повернулась к нему.
– Полковник Де Шавель, я вижу, что император собирается уходить. Вы не проводите меня к графу Потоцкому, чтобы он отвез меня домой? Мне очень неприятно доставлять вам беспокойство, но я не привыкла быть в одиночестве на больших сборищах, а граф обещал позаботиться обо мне…
– Не сомневаюсь в этом, – ответил полковник. – Мы его сейчас найдем. Так значит, прежде вас никогда одну не оставляли? Обычно ваш супруг вас не покидает?
– Он меня не покидал, – поспешно возразила она, но замолчала, поскольку лгать сидевшему рядом с ней человеку не имело смысла. Он просто посмеется над ней, если она попытается сделать это.
– Он не знал, что я останусь… – сказала она, но он закончил фразу за нее:
– С таким занудой, как я, мадам. Я понимаю. Позвольте налить вам еще вина, у вас усталый вид.
Она быстро осушила бокал, чувствуя на себе его взгляд, но неожиданно в его глазах появился огонек сочувствия. – Можно задать вам один вопрос, мадам? Сколько вам лет?
– Двадцать два, – ответила Валентина.
– Император уходит, – сказал Де Шавель. Он протянул ей руку, чтобы помочь подняться, и она неохотно подала ему свою. У него была горячая и сильная рука, он крепко сжал ее пальцы. Когда Наполеон выходил, все встали в почтительном поклоне, и она увидела, как Мюрат бросил на нее взгляд через плечо и виновато улыбнулся.
– Маршал не вернется сюда, – заявил полковник. – Боюсь, что вас оставили на меня, мадам. – Они посмотрели друг другу в глаза, он был на голову выше ее и, несмотря на глубокий шрам, необычайно хорош собой.
Он улыбнулся – впервые за сегодняшний вечер. – Бедняжка, сказал он, – у вас испорчен весь вечер. Сначала вы потеряли мужа, затем красавца Мюрата, и вместо этого вам пришлось скучать со мной. Может быть, мы попытаемся что-то исправить? А то у меня такое чувство, что вы больше никогда не станете со мной разговаривать.
– Боюсь, что у нас уже нет такой возможности, – сказала Валентина. – Кроме того, полковник, если уж говорить начистоту, то вам приказали ухаживать за мной. Это был не ваш выбор.
– Мадам, – воскликнул он. – Вы ошибаетесь! Весь вечер я следил за вами в надежде, что смогу с вами познакомиться. И никакой маршал или король не смогли бы меня удержать от этого. Вы собирались встретиться сегодня с Мюратом?
– Нет, разумеется. Граф Потоцкий сообщил мне, что он хочет со мной познакомиться. Мне это польстило, но и удивило тоже. А почему вы спрашиваете?
– Я любопытен, – сказал он. – Меня интересуют люди вообще. А вы давно замужем?
– Пять лет.
Он предложил ей руку, и она приняла ее, вдвоем они прошли к двери. В большом зале оркестр заиграл вальс, она на секунду замерла в дверях – это действительно было очень красиво: мимо проплывали танцующие пары, и яркие платья дам и красно-сине-зеленые мундиры французских офицеров при свете свечей представляли собой красочное и неповторимое зрелище.
– Потанцуйте со мной, – попросил он. – Только один раз, прежде чем вы уедете. – Он повернулся к ней и приобнял ее прежде, чем она успела отказать.
– Мне нужно найти графа, – настаивала Валентина. – Мне надо ехать домой…
– Один только танец, мадам, – тихо прошептал он, и они поплыли по сверкающему полу под звуки оркестра.
Он держал ее с той же уверенностью, с которой тогда усадил обратно на стул, и она расслабилась и позволила вести себя. Граф не одобрял вальс, в консервативном обществе он считался неприличным танцем. Валентина не смогла устоять перед этим чарующим ритмом. Он вел ее, и у нее в тот момент возникло чувство, что она принадлежит ему, что ее тело потеряло способность двигаться самостоятельно, а воля покинула ее. Они не разговаривали, но танцевали не один, а много раз, пока в зале не осталось совсем мало народа, и тогда он вдруг подвел ее к стулу, стоявшему около высокого окна с видом на площадь.
– Я принесу вам шампанского, мадам. Сейчас у вас более довольный вид. Очевидно, я танцую лучше, чем веду застольные беседы. Подождите меня здесь.
Вскоре он вернулся с двумя бокалами и сел рядом с ней. Он как бы со стороны взглянул на нее и подумал, что она самая красивая женщина из тех, что ему приходилось видеть за много лет, и особенно она хороша, когда улыбается, а улыбается она редко. И она совсем не такая, как он думал. Скорее всего она не столько инструмент польских сил, сколько жертва этих сил, невинная простушка. Он танцевал с ней по двум причинам: проверить, не станет ли она выпытывать у него какие-либо сведения, и потому, что она ему нравилась. Жаль, что она столь простодушна, это делает ее еще опаснее.
– О Боже! – воскликнула Валентина. – Послушайте, часы уже бьют два! Полковник, уже очень поздно! Мне нужно немедленно найти графа.
– Он уехал час тому назад, – сказал Де Шавель. – Я провожу вас до дома.
