пребывал в прекрасном расположении духа: сегодня утром из Германии прибыли новые лошади, и в данный момент он читал доклад об этом. Все это были превосходные животные числом в пятнадцать тысяч. Ничто так не любил Мюрат, как хорошего коня, не считая, конечно, хорошеньких женщин, – и он предвкушал, как завтра поедет самолично взглянуть на пополнение. – Садитесь, друг мой, – пригласил он. – Вы только посмотрите – пятнадцать тысяч лошадей для кавалерии, причем первоклассных, высотой в среднем в шестнадцать с половиной ладоней в холке, пяти – и семилеток. С такой кавалерией мы загоним русских в Черное море! Чем могу быть полезен?
– Послушайте мой доклад об этой польской обольстительнице, – сказал Де Шавель. – Если бы вы, сир, постарались, вместо этих лошадей подумали бы о ней!
Мюрат рассмеялся.
– Я сам знаю, о чем мне лучше думать, но вам не нужно ехидничать. Ваша беда в том, что вы пехотинец!
– Я служил и в кавалерии тоже, – напомнил ему Де Шавель. Связь его жены с Мюратом послужила причиной того, что Де Шавелю пришлось перейти из кавалерии в Императорскую Гвардию.
Мюрат сделал вид, что не понял намека. Он слишком хорошо помнил супругу Де Шавеля – чрезвычайно хорошенькая, веселая, как птичка, и добродетельная, как беспризорная кошка. Жаль, что он так близко принимает это к сердцу. Мюрат не понимал, почему женское целомудрие ценится столь высоко; если бы все дамы думали о своей добродетели, то мир стал бы ужасно скучным местом. Он переменил тему разговора.
– Вы говорили о польской обольстительнице. Это она и была?
– Да, уверен, что да, – сказал Де Шавель. – После того, как вы уехали, я провел с ней остаток вечера. Нет сомнения, что они захотят подсунуть ее вам, и это знакомство было частью их плана, поэтому и муж ее так внезапно скрылся, оставив ее на вас.
– Или скорее на вас, – улыбнулся Мюрат. – Держу пари, они не рассчитывали на ваше вмешательство! И как она вам? Как прошли испытания этой молодой кобылки? – Он откинулся и расхохотался своей шутке.
– Я ее не испытывал, – холодно ответил Де Шавель. – Моей задачей является помешать ей спать с вами, а не спать с ней самому. Я уверен в том, что ей поручили шпионить. Я также уверен в том, что она и сама не знает, что конкретно от нее требуется в отношении вас.
– Правда? – Кустистые брови Мюрата взметнулись вверх. – Невинная овечка? Как интересно! Знаете, вы, разведчики, всегда удивляли меня. Но как вам удалось обо всем этом узнать?
– У нас есть свои люди в польском правительстве, – сказал Де Шавель. – Наш агент в Данциге сообщил нам, что существует план внедрить в ближайшее окружение императора женщину, а ближайшее окружение – это вы, и уж, простите меня, вас выбрали как наиболее слабое звено. Он не знал, кто будет эта женщина, но знал, что вас познакомят во время приема в честь императора. И ведь так оно и было? Сам Потоцкий познакомил вас с этой девушкой.
– Да, правда. Он говорил, как она мной восхищается, – засмеялся Мюрат. – Он сказал, что это самая прекрасная женщина Польши, и я подумал; «Ага, старина Иоахим, они собираются сделать тебе подарок. Они понимают, как тебе скучно и одиноко вдали от своей очаровательной супруги, – упомянув имя Каролины Бонапарт, он преувеличенно содрогнулся, – и они нашли тебе этот польский бутон, чтобы внести весеннее настроение в твою зимнюю жизнь». А тут являетесь вы, проклятый полицейский, и уводите ее прямо из-под моего носа. Но, как я понимаю, не насовсем? – Он лукаво взглянул на Де Шавеля и выжидающе посмотрел на него.
– А почему бы не насовсем? Я даже предупредил ее, чтобы она не приближалась к вам.
– Это для ее безопасности или для моей? Только не говорите мне, что вы стали сентиментальным в отношении к женщинам, Де Шавель, я все равно в это не поверю.
– Вы прекрасно знаете, что я думаю о женщинах, – сказал Де Шавель. – И знаете, что мне они нужны только для одного, но это не связано с моими обязанностями. Я полагаю, что это девушка будет шпионить в том смысле, что станет собирать различные слухи и слушать разговоры, но я не думаю, чтобы она оказалась шлюхой. Возможно, конечно, что я и ошибаюсь. А кто не ошибается, хотя бы раз в жизни? – Он бросил на маршала насмешливый взгляд. – Мое официальное предупреждение, сир, не иметь с ней никаких дел. Она – польская шпионка.
– Но ее достойный супруг пригласил меня сегодня к себе на ужин, – сообщил Мюрат. – И там, разумеется, будут все эти угрюмые поляки, без конца твердящие о своих польских проблемах, они наводят такую тоску. Как я понимаю, это тоже часть заговора, чтобы свести меня с той дамой? Но должен признаться, она действительно обольстительна, а вы так не считаете?
– Нет, – сухо ответил полковник, – она на меня не произвела особого впечатления.
– Может быть, – пожал плечами Мюрат. Будучи известным обольстителем, Мюрат спокойно относился к репутации Де Шавеля. Когда-то над ним смеялись как над единственным в полку верным супругом, затем в этом смехе стали звучать и сочувственные, нотки, когда пошли слухи о неверности его жены Лилиан. Еще задолго до ее связи с Мюратом Де Шавель застал ее с одним из офицеров, и перемена в нем была разительной. Боль и разочарование сделали его жестоким и циничным, он с глубоким презрением стал относиться к женщинам, в то время как женщина, на которой он был женат, продолжала вести себя самым бесстыдным образом до тех пор, пока благополучно не умерла. Де Шавель никогда не говорил о ней, никто никогда не упоминал о ней при нем. Он вел отшельническую жизнь как один из главных руководителей разведки Императорской Армии, и мало кто знал, насколько часто он общается с Наполеоном и какие секреты императора ему известны. У него, разумеется, были женщины, но он относился к ним, как голодный к еде, моментально забывая о ней, утолив голод. Иногда Мюрату казалось, что он вступает в эти связи, чтобы наказать своих любовниц за то, что они уступили ему. Удивляло только их огромное количество.
– Вы не поднимете особрго скандала, если я все же приму приглашение графа? – спросил Мюрат. – Отказаться было бы невежливо.
– Лучше бы не ходить. Но я не могу вам помешать сделать это. По крайней мере вы знаете, чего вам опасаться, – ответил Де Шавель.
– Это проблема, – сказал Мюрат. – Тут всюду кишат русские шпионы, пытаясь разнюхать, каковы наши силы, – одного недавно изловили и повесили, поляки тоже шпионят – у них свои интересы, и от всего этого наши люди пребывают в постоянном напряжении. Скорее бы получить приказ на наступление. А как вы думаете, ведь император не собирается предоставлять Польше независимость?
– Да, не думаю, – согласился Де Шавель. Наполеон предполагает, победив русских, уравновесить мощь Пруссии и Австрии, но сомневаюсь, что он организует для этого третье королевство – польское. Разумеется, Великий Герцог об этом не знает. Эти поляки – народ коварный. Потоцкий не дурак. У него есть определенные надежды, которые так надеждами и останутся.
– Они хорошие воины, – заметил Мюрат. – Храбры, как львы, причем все как один. И у них очень красивые женщины. – Он вздохнул и подмигнул Де Шавелю. – Просто сердце кровью обливается при мысли о том, что этот лакомый кусочек так и пропадет, – сказал он. – Глаза, как васильки. Интересно, как она выглядит с распущенными волосами…
Де Шавель поднялся.
– Мне нужно идти. Вы позволите, сир?
– Да, конечно, идите. Ей года двадцать три, как вы думаете?
– Двадцать два, – ответил Де Шавель, подходя к двери. – Если вы все же решите туда пойти, расскажите мне завтра обо всем, что там будет происходить. Мне необходимо закончить доклад и в конце месяца необходимо отослать его Фуше в Париж.
Он вскочил на коня и направился на Кучинскую площадь. То, что Мюрат не рассказал ему о посланных графине Груновской белых розах, было немаловажным. Хотя его и предупредили, опасность все же оставалась. Де Шавелю не хотелось идти со своим докладом к Наполеону, если Мюрат не проявит благоразумия и позволит завлечь себя в эту интригу.
Мюрат не мог устоять , перед женщинами, и Де Шавель сильно сомневался, что тому удастся устоять перед красавицей, с которой он провел прошлый вечер.
Валентина Груновская, разумеется, была лишь пешкой, и его поразило, что она совершенно не
