несомненно, вкладывался и в название янычарского войска{47}.
Устройство янычарского корпуса, похоже, подсказало Грозному, как он будет создавать своих новых людей, безропотных и беспамятных слуг — «чад Авраамовых». Османы воевали с христианами, Иоанн Васильевич собирался воевать с русскими. Теперь он знал, откуда же он возьмет войско для этой войны. Опричник изымался из взрастившей его среды, включался в новую искусственную структуру, враждебную как государству (земству), так и обществу (миру). В Александровской Слободе Иоанн устроил пародию на монастырь, в котором сам царь был «игуменом», «келарем». Опричные «иноки» носили монашеские рясы, под которыми скрывались богатые одежды. Под личиной травестии скрывался вполне конкретный смысл. Монахи, коим уподоблялись опричники, с православной точки зрения — непогребенные мертвецы, люди, отрекшиеся от «мира сего». В опричном варианте «монахи» Грозного отрекались от мира, под которым подразумевался весь народ православный, отрекались от своей Родины и соотечественников. Как заметил А. М. Панченко, каждый опричник не сомневался в том, что он погубил свою душу {48}. Полностью подчинившись царю земному, он уже не опасался Высшего суда. Для него оставался один путь — разрушение существующего миропорядка. Опричнина вносила соблазн и смуту в душу отдельного человека и народа в целом. Иностранцы, наблюдавшие нововведения Грозного, замечали: «Если бы сатана хотел выдумать что-нибудь для порчи человеческой, то и тот не мог бы выдумать ничего удачнее»{49}.
Служители тьмы кромешной
Кажется, Грозный шел к опричнине все свое царствование, как знаменитый писатель всю свою жизнь идет к самому главному своему произведению. Еще в юные лета Иоанн обнаруживал весьма странные пристрастия. В военном лагере под Коломной летом 1546 года он развлекался игрой в «покойника». Затея эта представляла собой пародию на обряд церковных похорон — устанавливался гроб с покойником и проходило отпевание, состоящее из самой отборной брани. Переход от поминовения усопших к надругательству над обрядом характерен для языческих ристалищ. Как констатировали в 1551 году составители Стоглава, «в троицкую субботу по селом и по погостом сходятся мужи и жены на жальниках (поминках. —
Перед нами языческая по корням своим и антихристова по современной сути пародия на христианскую эсхатологию. Участники обряда отождествляют себя с умершими, а после «воскресают», изгоняя смерть плясками и непотребными словами и празднуя «воскресение». Им не нужен Бог, так как они «воскресали» без его помощи. И тогда же в юности скоморошество Иоанна тесно переплеталось с насилием. В июле 1546 года Иоанн приказал учинить расправу над князем Кубенским и Воронцовыми. Особенно поразило современников то, что бояр перед смертью лишили причащения, «а отцов духовных у них перед концем не было». В это время перед шатрами на виду у войска происходила «потеха»: царь ходил на ходулях, наряжался в саван, и «туто же учинилася казнь». Пока юный государь предавался языческим потехам, бояре погибали, лишенные христианского причащения. Летописец отметил, что казнь совершалась «грехом христианским», облекаясь в форму торжества язычников над христианами.
Приверженность языческим обрядам характерна для современников Грозного, но если осуждавшиеся Стоглавым собором «мужи и жены», что называется, не ведали греха, то Иоанн Васильевич — вполне сознательно возводил порок в ранг добродетели, менял местами добро и зло. Язычество — здесь не отголосок прошлого, не дань традиции или элемент народного творчества. По мнению А. Ф. Лосева, «язычество… демонично, ибо только в язычестве обожествляется мир со всеми его несовершенствами и злобой. Демонизм есть обожествление твари и зла»{51}. Эти строки Лосева посвящены композитору А. Скрябину. Но «обожествление зла» — не только смысл музыкального творчества Скрябина, ной «политическоготворчества» Грозного.
Опричнина — тоже своего рода перевернутый мир, если сформулировать это явление одним словом — это Анти-Россия. «Царь возненавидел грады земли своея, — писал дьяк Иван Тимофеев, — и в гневе своем разделил единый народ на две половины, сделав как бы двоеверным; всю землю своей державы он, как топором, рассек на две половины. Этим он всех людей привел в смятение…» {52}. Публицист XVII века Григорий Котошихин отмечал, что Грозный «пленил подданных своих, единоверных християн, и многи мучите л ства над князи, и боляры своими, и простыми люд ми показа»{53}. То есть царь не просто правил страной «тиранским обычаем», но поступил с собственным народом, как с населением захваченной страны, с христианами — как с иноверцами-бусурманами. Грозный вел войну с Россией по трем направлениям: с семьей — через отречение опричников от родных, через надругательство над супружескими узами; с частной собственностью — через ограничение владельческих прав, конфискации, грабежи, бесконечную ротацию землевладельцев и землевладений; и, наконец, с государством — через его расчленение.
Л. Н. Гумилев считал, что в опричнине мы в чистом виде сталкиваемся с антисистемой. Антисистемный характер мироощущения опричников выразился не только в их поведении, но даже в терминологии. «Старинное русское слово „опричь“, то есть „кроме“, дало современникам (Курбскому. —
Сам внешний вид опричников недвусмысленно говорил о том, посланниками какой силы они являются. Они «тьмообразны», как адское воинство, одеты с головы до ног в черное и ездят на вороных конях. Как известно, царские слуги приторачивали к седлам собачьи головы и метлы. Традиционное объяснение этой экипировки состоит в том, что атрибуты опричников символизировали их усердие в борьбе с врагами государевыми — они должны были выметать измену из страны и кусать царевых недругов. Но снаряженные таким образом всадники должны были производить куда более многообразное впечатление на россиян середины XVI века. Начнем с того, что метла — непременная принадлежность ведьм и ведьмаков. По народному поверью, ведьмы могли превращаться в животных, становиться оборотнями. Так «ведьма» Марина Мнишек по легенде превратилась в сороку{55}.
Чаще всего оборотни принимали вид волка либо собаки. Известный исследователь славянского фольклора А. Потебня пришел к выводу, что змей, волк или ведьма — разные трансформации одного враждебного жизни явления. Другой его формой является ведьма Мара, ездящая на людях, обращенных в лошадей, либо на настоящих лошадях. Само слово Мара относится к корню
Кроме того, оборотней-волкодлаков (что означает буквально «волчья шкура») языческие поверья относили к жреческому сословию. А.Рыбаков полагает, что «облакогонители» — представители одного из высших разрядов волхвов являлись людям в волчьем обличии, ряжеными{57} . Значит, собачья (сиречь волчья) голова, притороченная к седлу опричника, — примета его принадлежности к избранной касте, знак сверхестественных возможностей. Наконец, стоит отметить, что собака — социальная и корпоративная примета юродивого, символический признак отчуждения.
